Церковный «карточный домик». Объединит ли православие евразийское пространство?

6 января Константинопольский патриарх Варфоломей вручил главе раскольнической Православной церкви Украины (ПЦУ) Епифанию томос об автокефалии. 9 января документ был подписан всеми архиереями синода Константинопольского патриархата, что окончательно завершило его оформление. Позиция Русской православной церкви по данному вопросу остается неизменной: руководитель пресс-службы патриарха Московского и Всея Руси Александр Волков заявил, что действия Константинополя «основываются на лжи и обмане». О том, что в этой ситуации станет с православием в Евразии и какие факторы приобретут определяющее значение в политике РПЦ, читайте в статье руководителя Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Романа Лункина специально для «Евразия.Эксперт».

Церковный раскол на территории Украины поставил перед Русской Церковью, да и самим российским обществом, вопросы, которые не считались актуальными, либо мы боялись их себе задавать. Безусловно, РПЦ существует в разных государствах на пространствах бывшего Советского Союза, но насколько она обладает реальной силой? РПЦ – это, прежде всего, Церковь российская, но отстаивает ли она интересы российского государства в других странах?

Дискуссии вокруг создания новой поместной церкви в Киеве под эгидой администрации Петра Порошенко и позиции Украинской православной церкви (УПЦ) показали, что однозначных ответов на эти вопросы нет. Их нет, в первую очередь, у самого руководства РПЦ (тогда как многие православные деятели с готовностью отвечают на эти вопросы позитивно). В РПЦ периодически дают понять, что внутренняя и внешняя политика России не тождественна интересам Церкви, что говорит о ее реальной независимости от государства и стремлении занять место наднациональной силы на всей территории Евразии, от русской диаспоры в Западной Европе до православных в Китае и Японии. Несмотря на очень нервную и неприятную ситуацию с разделом православного мира Украины в 2018 г., именно украинский конфликт как следствие российско-украинского кризиса 2014 г. помогает РПЦ выработать свою особую политическую позицию. Попробуем определить некоторые направления, по которым уже сейчас идет развитие РПЦ.

Дистанцирование от «русского мира» – складывание своего понимания того православного мира, который является частью общей христианской цивилизации, наряду с католицизмом. Значение идеи «русского мира» стало падать после того, как она успешно сыграла свою роль в объединении Зарубежной церкви и РПЦ. После 2014 г. патриарх Кирилл неоднократно пытался перевести идею «русского мира» в чисто культурную плоскость как обозначение духовной общности евразийского пространства, отмечая, что нельзя использовать эту идеи во внешнеполитических целях. Однако объективные обстоятельства сделали «русский мир» политическим эвфемизмом внешней политики РФ, и церковное руководство практически перестало употреблять это словосочетание. Еще только став главой РПЦ в 2009 г., патриарх Кирилл перестал акцентировать внимание на идеологии «русской цивилизации», так как этого требовала роль предстоятеля, находящегося над схваткой и объединяющего многие народы России и сопредельных стран, а также дальнего зарубежья.

На смену «русской цивилизации» пришла «восточнославянская», а затем и «восточнохристианская» традиция, которая на самом деле существует не только на Востоке, но и в Западной Европе, США, Латинской Америке, Юго-Восточной Азии.

И именно эта традиция теперь, после трагического разрыва с Константинопольским патриархатом, представлена в мире именно всем многообразием РПЦ, а не Фанаром во главе с патриархом Варфоломеем (каких-то сто лет назад российское общество и власти мечтали освободить Константинополь и его патриарха из-под власти турок). Из переосмысления «русского мира» есть два следствия. РПЦ за границами России (руководства подразделений РПЦ), как правило, не поддерживает никакие националистические русские движения, что хорошо видно на примере Прибалтики, Молдовы и Украины. И РПЦ не распространяет свою юрисдикцию автоматически на ту территорию, на которую пришел «русский мир» – в Абхазии и Южной Осетии РПЦ формально признает власть Грузинской церкви, хотя фактически ее там нет, местные приходы не признает, как и не поддерживает стремления создать свои автономные церкви. В Крыму сохранены структуры Украинской православной церкви, с непризнанными Донецкой и Луганской республиками РПЦ никогда не поддерживала отношений (контакты были только через Виктора Медвечука в рамках обмена пленными и с епархиями УПЦ в зоне конфликта). Как заявлял патриарх Кирилл в 2011 г., посещая Молдову, – «я не посол Российской Федерации».

Социализация православия – укрепление социальной роли православия вместо государственнической позиции. Украинский церковный раскол ярко продемонстрировал, что люди намного важнее огромного массива собственности. Многотысячные крестные ходы, гражданские активисты в приходах и монастырях в намного большей степени способны спасти Церковь от дальнейшего развала, а также от оппортунизма и корыстности местного духовенства, чем имущество.

Общественная поддержка позиции Церкви вырастает из развития церковной демократии снизу – открытость духовенства, дела милосердия, широкое привлечение добровольцев в социальные и культурные проекты, межконфессиональный диалог.

РПЦ энергично идет в направлении такого рода церковной демократизации, заимствуя лучшие примеры служения обществу из католического и протестантского опыта. Безусловно, тяга православия к тесным отношениям с государственной властью остается, особенно в России, где легитимность власти во многом основана на определенной православной идентичности. Но все же тенденция к отделению от государства существует.

В Украине УПЦ уже ощущает себя гонимой, а политики заявляют о необходимости ликвидации УПЦ. Даже если на новом витке политической истории Украины УПЦ окажется в большем фаворе, чем небольшая Поместная церковь Украины (ПЦУ), то прививка независимости у нее все равно останется. Отдаление Церкви от власти – это урок, который заставляет церковь трудиться в направлении максимальной открытости по отношению к обществу, и, как показывает пример Европы, это почти всегда ведет к оздоровлению церковной жизни и привлечению активных прихожан.

Во многих государствах подразделения РПЦ существуют в конкурентной среде, как, к примеру, в Беларуси, где наряду с Белорусской православной церковью властью признаны «традиционными» католики, реформаты, лютеране.

В качестве, скорее, религиозного меньшинства выступают епархии РПЦ в республиках Центральной Азии. В России демократизация РПЦ снизу идет медленно, но поступательно, а представители РПЦ, к примеру, уже критиковали власть за поддержку олигархов и растущую пропасть между богатыми и бедными, за рост тарифов на ЖКХ, за нежелание идти навстречу Церкви и ограничивать аборты и т.д.

Отделение от идеи «Третьего Рима» – психологически чрезвычайно важный момент, включающий в себя сразу несколько элементов. Разрыв (пусть даже временный) с Константинопольским патриархатом и дружба с «первым Римом» – Ватиканом (похоже, долговременная) делают бессмысленной апелляцию к позиции «третьего Рима» (можно, конечно, заявлять, как многие православные эксперты, что теперь мы точно «единственный Рим», но зачем?).

Произошло удвоение или даже утроение духовных центров – помимо Москвы, патриарх Кирилл постоянно подчеркивает, а после 2014 г. с еще большей силой, что «наша крещенская купель» и «наше сердце» находятся в Киеве. Наконец, участие РПЦ в общественной мобилизации 2012 г. в России показало, что слишком сильная ассоциация Церкви с позицией государства ничего ей не приносит, а иногда и вредит развитию ее миссии. Это означает, что РПЦ, пройдя советские гонения и новейший «религиозный бум», просто выросла из идеи «Москвы-Третьего Рима».

Сейчас сложно сказать, насколько эти тенденции неизбежны и будет ли руководство РПЦ им следовать. Возможно более причудливое переплетение обстоятельств, как это часто бывает в церковной жизни. Никуда не ушли и другие черты РПЦ: бюрократизация, корпоративная закрытость от общества, склонность к политическим сделкам с властью. Однако стоит увидеть новые возможности, которые открылась перед российским православием благодаря националистическому безумию украинских политиков и сказочным амбициям (о владении миром) патриарха Варфоломея.

В рамках масс-медиа популярными и общепринятыми стали зловещие образы врагов РПЦ в Украине и в США, а также образ главного врага «вашингтонского папы» с Фанара – Варфоломея. В прессе появлялись и прямые обвинения РПЦ в том, что действия или бездействие ее руководства привели к «потере» Украины. Между тем, Русская Церковь и лично патриарх Кирилл показали способность к изощренной церковной дипломатии и стремление сохранять статус-кво ради своих интересов даже в ситуации начала конфликта с Украиной и общероссийской «крымской» эйфории (некоторые эмоционально агрессивные проповеди патриарха не добавили ничего хорошего, но и не испортили общую картину).

Кроме того, оказалось, что УПЦ не так легко расколоть, а какие-то отдельные юрисдикции «раскольников» (с точки зрения РПЦ) в Беларуси, Молдове или внутри России (где также есть приходы Киевского патриархата, например) не играют большой роли и вряд ли смогут повредить РПЦ.

В перспективе в политике РПЦ намного большее значение и будут иметь два фактора: во-первых, это налаживание двусторонних отношений РПЦ с государствами Евразии (от стран Евросоюза и бывшего СССР до продвижения своих скромных интересов в Китае, Южной и Северной Корее). Во-вторых, включение РПЦ в межрелигиозный (с исламом, который также является ведущей объединяющей силой Евразии, с буддизмом, иудаизмом) диалог, который на высшем уровне ведется в рамках Межрелигиозного совета СНГ, и межконфессиональный диалог (с католиками и протестантами), который вне Западной и Восточной Европы буксует или находится на нуле. Значение такого диалога очевидно на примере активной лоббистской деятельности Всеукраинского совета церквей, где УПЦ, Киевский патриархат, греко-католики, католики и протестанты решали многие вопросы вместе, добиваясь от парламента принятия законопроектов о налогообложении, капелланах в армии, вместе поддерживая евромайдан и т.д.

Далеко не просто так святые отцы церкви любят цитировать евангельскую фразу о том, что «врата ада не одолеют церковь». Церковный «карточный домик» только с виду кажется карточным, с разных точек зрения доказывая парадокс христианской жизни – гонения и кризисы только укрепляют веру и институты, ее утверждающие.

Роман Лункин, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН

источник: eurasia.expert