Яков Кротов: Полгода назад вместе с Анатолием Пчелинцевым – он и сегодня у нас в гостях, адвокат, один из сотрудников Славянского правового центра, – мы говорили о деле Андрея Попова. Тогда он сидел в предварительном заключении, и его обвиняли в насилии на религиозной почве, в вымогательстве, избиениях, много в чем, - в общем, сектант, а теперь человека уже осудили. Хочется понять, справедлив ли приговор, тем более что подана апелляция. Мне кажется, Андрея Попова надо включать в число политических заключенных: речь идет не просто о каком-то религиозном казусе.
Дадим слово Вадиму Розанову, мужу одной из осужденных по этому делу женщин, последовательниц Андрея Попова.
Вадим Розанов: Вопрос, который естественно возникает в этой ситуации: а чем, собственно говоря, так опасен Попов и его учение, что даже сам патриарх обратился к руководству государства с просьбой разобраться с ним, и все это продолжается уже три с лишним года? Я долго не мог найти ответа на этот вопрос, а потом в ходе наблюдения за участниками группы пришел к следующему выводу. Учение Попова – это своего рода попытка осовременить православие и сделать его интересным для тех людей, которые приходят в Церковь с определенными вопросами, не просто для обычного соблюдения церковных ритуалов, постов и так далее, а пытаясь найти ответы на ключевые вопросы бытия. Таких людей достаточно много. К сожалению, чаще всего ответов они там не находят. Так вот, Попов как раз ориентировался именно на эту аудиторию, и в этом плане он, безусловно, представляет для Русской Православной церкви если не опасность, то определенное неудобство.
Это дело возникло не просто так, в основе лежит так называемая установка. Установкой сейчас называют своего рода приказ о том, как должно развиваться то или иное уголовное дело. Поэтому практически с самого начала нам неофициально дали понять, чем это должно кончиться. Так оно и кончилось – приговором, причем достаточно жестким. Чтобы вы поняли, какого рода была установка и с какого уровня она поступила, я хочу пояснить, что я четырежды обращался к руководителям Администрации президента РФ (причем это люди, многие из которых известны мне лично, мы много лет вместе работали) и достаточно убедительно доказывал, что речь идет о прямом нарушении Конституции, а именно – права граждан верить в то, во что они хотят, если эта вера не запрещена законом. А учение Попова не было запрещено законом.
Речь идет о прямом нарушении Конституции – права граждан верить в то, во что они хотят, если эта вера не запрещена законом
К сожалению, серьезных ответов на эти обращения я не получил. Что касается следствия, суда, прокуратуры, установка действовала на них таким образом, что следовали не боялись идти на прямое нарушение закона. Нами, в частности, выявлена подмена так называемого постановления о привлечении к уголовной ответственности, что фактически является уголовным преступлением.
Яков Кротов: Анатолий Васильевич, насколько я знаю, у вас бывают успешные дела. Меня это всегда немножко удивляло, ведь есть такой городской миф, что если человек попал под колесницу российского правосудия, то он обречен, его засосет, выбраться невозможно. Но я, например, помню, что даже отец отца Александра Меня, арестованный в 1938 году, сумел выбраться, и обвинительного приговора не было. Правда, он шел по хозяйственному делу, но 1938 год, хозяйственник, еврей, бухгалтер – и все-таки выпустили.
Анатолий Пчелинцев: Я думаю, сегодня он не выбрался бы, особенно в московских судах. Я ведь много езжу по регионам, и там удается защитить права человека более успешно, чем в Москве. Может быть, там более осторожное, внимательное отношение к адвокатам, но в Москве даже официальная статистика такова, что количество оправдательных приговоров здесь составляет какие-то сотые процента. Если в целом по России 0,3%, то здесь ситуация гораздо хуже. Поэтому рассчитывать на подлинное правосудие в городе Москве просто не приходится, особенно вот по таким большим резонансным делам, где есть установка. Вот хоть лоб расшиби, ничего не получается.
Яков Кротов: Дело Попова ведь не очень резонансное. Мне кажется, за исключением Радио Свобода, большого интереса к нему нет. Похоже, что журналисты, связанные с религией, побаиваются вляпаться, потому что религия – тема скользкая, в ней мало кто понимает.
Анатолий Пчелинцев: Не соглашусь, дело получило очень широкое освещение на федеральных каналах. Другое дело, что позиция была однобокая: да, виноват, подонки… Не было попытки объективно разобраться в ситуации.
Яков Кротов: Обвиняют в насилии, в избиении прихожан?
Анатолий Пчелинцев: Да, статья 239-я Уголовного кодекса, "Причинение физического вреда под видом отправления религиозных обрядов".
Яков Кротов: Это было доказано?
Анатолий Пчелинцев: С моей точки зрения, нет. Но суд посчитал, что вина доказана, и вынес обвинительный приговор в отношении Попова. А в отношении трех женщин, даже пяти (две не были взяты под арест), дело было прекращено в этой части за истечением срока давности привлечения к уголовной ответственности.
Яков Кротов: То есть реально сидят Попов и три женщины из его прихода. И восемь человек в бегах.
Анатолий Пчелинцев: Да. Но их никто не ищет. Конечно, людям это поломало жизнь, они вынуждены жить в условиях конспирации, испытывать неудобства. У меня с ними нет никакого контакта, но я бы посоветовал им появиться, и если их обвиняют по 239-ой, то там сроки уже прошли, и дело будет прекращено, а по 159-ой статье, по мошенничеству, по-моему, они не обвиняются.
Яков Кротов: И в чем судья усмотрел причинение вреда здоровью?
Анатолий Пчелинцев: Это абсурд. Вот изгоняют грех - экзорцизм. При этом одна из так называемых потерпевших принесла плеточку и сама же просила, чтобы ее были этой плеткой. Она считала себя грешницей: пожалуйста, изгоняйте грехи. Ее признали потерпевшей, потому что она первая побежала и написала заявление, а тех, кто не написал заявления на Попова, признали виновными, соучастниками в насилии. Хотя эта женщина, которая принесла плетку, была самым активным, по сути, "насильником". Вот одно из обвинений. Но это же есть во многих религиях.
Яков Кротов: Да, и отчитка знаменитых старцев Сергиевой лавры, и сколько уж всяких рассказов: "Батюшка посохом ударит – я забеременею".
Анатолий Пчелинцев: Да, а за медицинской помощью никто не обращался.
Яков Кротов: Даже если меня изобьют в подъезде, то заявление вряд ли примут, но если скажут, что я ударил кающегося епитрахилью, то примут с удовольствием.
Анатолий Пчелинцев: Вот это одна из абсурдностей этого уголовного дела.
Яков Кротов: А мошенничество?
Анатолий Пчелинцев: Да нет там никакого мошенничества! Если подходить ко всем с одной меркой (а применение законов все-таки одинаково ко всем людям), то на скамье подсудимых должна сидеть вся Московская патриархия. Везде есть пожертвования. Они собирали деньги на строительство храма, эти деньги не были потрачены на себя, и вот эти деньги были изъяты у Попова.
Яков Кротов: Я помню, с чего начиналось. Были православные ярмарки на ВДНХ, в Сокольниках (сейчас их резко сократили), и на этих ярмарках появлялись последователи Попова. В какой-то момент кто-то заинтересовался, на какой храм они собирают деньги. Кураев, который тогда был спикером патриархии, заявил, что это Бог Кузя, приклеил ярлык, что это все не православные, и тогда, видимо, и патриарх обратился на самый верх с просьбой пресечь это. Но тогда это же злоупотребление доверием: ярмарка православная, а человек не из Московской патриархии. Или нет?
Анатолий Пчелинцев: А где, собственно, прописано, что человек должен принадлежать именно к юрисдикции Московской патриархии? А если он из Украинской Православной церкви, из Автономной Православной церкви?
Яков Кротов: Да, на этих ярмарках были всякие белорусские монастыри, раньше были украинские, были, кстати, и грузинские монашки с чудной керамикой. Но они были православные.
Анатолий Пчелинцев: А это разве не православные?
Яков Кротов: Насколько я понял, суд не признал Попова православным. Он рассматривал этот вопрос?
Суд установил, что Попов не обладает божественными знаниями и силой, хотя он заявлял, что обладает
Анатолий Пчелинцев: Нет, это не юрисдикция суда – православный или не православный. Тогда мы уже будем в буквальном смысле слова судом инквизиции.
Яков Кротов: Вот ваша книга по этому делу – "Дело Бога Кузи. Из адвокатского досье". Вы тут пишете, что суд разбирал вопрос, имеет ли Попов божественные знания.
Анатолий Пчелинцев: Да. И суд установил, что Попов не обладает божественными знаниями и силой, хотя он заявлял, что обладает. И в этом якобы есть злоупотребление доверием и обман прихожан, то есть мошенничество.
Яков Кротов: А проводили какой-нибудь эксперимент?
Анатолий Пчелинцев: Ну, а какой эксперимент? Руку в кипяток опустить?
Яков Кротов: Ну, хотя бы воду в вино превратить.
Анатолий Пчелинцев: Ну, так поступала инквизиция. Или свинец в глотку залить, или еще что-то?
Яков Кротов: Это вы путаете, инквизиция только допрашивала, а пытать приходил палач, он был из другого ведомства. Кстати, протестанты тоже ничуть не меньше жгли ведьм. Но я все-таки пытаюсь физически себе представить: вот судья, вот вы, и что вы говорите судье?
Анатолий Пчелинцев: То же, что и сейчас: "Уважаемый суд, это абсурд! Весь этот процесс просто не укладывается в рамки здравого смысла".
Яков Кротов: И в апелляции вы именно это педалировали?
Анатолий Пчелинцев: Конечно. Это наша позиция, наша система защиты.
Яков Кротов: То есть это апелляция по существу, а не по процедуре.
Анатолий Пчелинцев: Да. И это не просто эмоции, это со ссылкой на материалы дела.
Яков Кротов: А вот Вадим Розанов говорил, что произошла подмена…
Анатолий Пчелинцев: И про это мы говорили, еще на стадии предварительного следствия. Когда постановление о привлечении в качестве обвиняемого на восьми страницах, причем каждая страничка подписана адвокатом и обвиняемым, а после это все подменяют, и оно уже на 68 страницах и без всяких подписей, но на последней страничке подписи оставили. Это фальсификация, это уголовно наказуемое деяние, и об этом мы неоднократно писали и в прокуратуру, и в МВД, и в суде про это говорили. В начале судебного заседания судья говорит: "Давайте рассмотрим этот вопрос в конце". Ну, и потихонечку все это замяли, суду как бы и не до этого…
Яков Кротов: Сколько времени шло следствие и процесс?
Анатолий Пчелинцев: Следствие шло больше двух лет, а судебный процесс длился почти восемь месяцев. А до этого еще три года были проверки, и выносилось пять постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, причем опытные опера, следователи не видели состава преступления.
Яков Кротов: А сменилось несколько следователей?
Анатолий Пчелинцев: Да, как сказал уважаемый Вадим Вадимович, поступила установка сверху: есть мнение, что надо помочь РПЦ, и эти люди должны сидеть. Вот они и сидят.
Яков Кротов: Значит, четыре человек сидят. Сколько дали женщинам?
Анатолий Пчелинцев: Четыре года девять месяцев, четыре года десять месяцев и четыре года одиннадцать месяцев. Очень странные сроки! А самому Попову дали пять лет.
Яков Кротов: А какой там максимум по этим статьям?
Анатолий Пчелинцев: До десяти лет лишения свободы. А минимум – от ноля. Могли и условным сроком ограничиться, могли и год дать…
Яков Кротов: При самом плохом развороте, если ваша апелляция не увенчается успехом, когда выйдет Попов?
Анатолий Пчелинцев: Да он выйдет в начале следующего года. Учитывая, что все они до сих пор находятся в следственном изоляторе, а день нахождения в следственном изоляторе идет за полтора (такой коэффициент), и с учетом того, что они отсидели там три года и три месяца, все это поглощается… Вот Галина Михайловна должна была позавчера освободиться, но ее не освободили. Здесь получается правовой казус, потому что приговор до сих пор не вступил в силу, мы его обжаловали.
Яков Кротов: Вы посоветуете Попову подавать в Европейский суд?
Анатолий Пчелинцев: У него есть свой адвокат, он и будет советовать. А с моей подопечной мне нужно будет посоветоваться, как она решит. Я исхожу из того, что последнее слово здесь за нашими подзащитными. Они ведь очень устали от всего этого, я им очень сочувствую.
Яков Кротов: Попов ведь почти слепой.
Анатолий Пчелинцев: Он полностью слепой. Он потерял зрение в трехлетнем возрасте, у него только один глаз чуть-чуть видел, одну сотую процента.
Яков Кротов: Но он же писал картины.
Анатолий Пчелинцев: Вслепую, методом опущенной руки.
Яков Кротов: И совершал богослужения, причем в храмах Московской патриархии.
Анатолий Пчелинцев: Да, и знает наизусть Евангелие, литургии, многие песни, гимны и так далее. Феноменальная память!
Яков Кротов: Но слепой – это инвалид.
Анатолий Пчелинцев: Это инвалид первой группы, и он не должен сидеть. У нас есть постановление правительства, в соответствии с которым люди с подобным заболеванием освобождаются от наказания. Многочисленные ходатайства адвоката с его стороны игнорируются, и это говорит о том, что, действительно, здесь есть установка. Если бы это было простое, рядовое дело, я не думаю, что все сидели бы.
Яков Кротов: А установка - с какой целью? Напугать других?
Анатолий Пчелинцев: Да, чтобы неповадно было. У нас есть монополист в лице Московской патриархии - вот это их поляна, и других здесь быть не должно.
Яков Кротов: Это первый случай такого рода? Я помню дело середины 90-х, когда под Кировом посадили человека за то, что он ходил в подряснике и собирал пожертвования на церковь - за ношение подрясника: это признали элементом мошенничества. А он реально хотел построить церковь. Осудили, но потом все-таки выпустили.
Анатолий Пчелинцев: Кстати, и здесь, по сути, то же самое. Андрей Юрьевич тоже надевал подрясник.
Яков Кротов: И на право ношения подрясника требуется справка строго от одной организации?
Анатолий Пчелинцев: Видимо, да. Хотя он утверждает, и есть свидетели, которые говорят, что в свое время он был тайно рукоположен владыкой Питиримом. И у меня нет оснований не доверять этим свидетельским показаниям.
Бог предупреждает: не становитесь у меня на дороге. Слово Божие нельзя посадить в тюрьму!
Яков Кротов: Владыка Питирим был сложный человек, один из немногих архиереев, о котором прямо говорили, что он не просто доносчик, а кадровый сотрудник.
Анатолий Пчелинцев: Тем не менее, он был очень авторитетным человеком, с ним считались. Он был такой харизматичный иерарх, и он мог рукоположить, я это вполне допускаю, учитывая, что Андрей Попов - личность неординарная, обладает феноменальными качествами, он мог заинтересовать владыку.
Яков Кротов: Я так понимаю, Вадим Вадимович сам не входил в это движение, входила только его любимая женщина, и это сострадание из любви вызывает у меня глубочайшее уважение.
Но все-таки когда вы писали книгу, вы же изучали движение целиком, а не только свою подзащитную. Вот вы говорили: человек знает наизусть Евангелие… У вас осталось ощущение, что это живой христианский человек, что вы имеете дело с единоверцами? Или это действительно какой-то глюк?
Анатолий Пчелинцев: Вы задаете сложный вопрос. Я не разделяю многие вещи, которые были в этой группе, но если люди этого хотели, то это их право.
Яков Кротов: Вот тут написано, что Попов говорил, как будто бы он сам был свидетелем того, что Матерь Божия была забитой и униженной женщиной… Вообще, в Израиле той эпохи, как и в любой другой стране две тысячи лет назад, женщины всегда были забитые и униженные. Я думаю, что есть много и протестантских проповедников, которые говорят, что они видели Христа. Мне кажется, это нормально для верующего, если это дается Духом Святым. Человек что-то увидел, как апостол Павел увидел Христа: мы же не будем смеяться и говорить, что это бредовое состояние.
Анатолий Пчелинцев: Я все-таки осторожно к этому подойду. Я человек рациональный, всегда стараюсь все пощупать, сравнить. Хотя в вопросах веры ничего невозможного нет. Вот на месте правоохранительных органов, прокуроров я не доводил бы дело до суда. Если представители правоохранительных органов усмотрели какое-то нарушение закона в действиях Попова и его подопечных, достаточно было ограничиться прокурорским предостережением, и все было бы нормально. Попов - он же не самоубийца, он достаточно критично относится к себе, и в силу своего физического недостатка он очень чувствителен к внешним сигналам. Но почему-то взяли и возбудили дело. Грустно…
Яков Кротов: А мне вспоминаются слова апостолов перед Синедрионом, которым выносят предупреждение: "Мы можем замолчать, но камни возопиют. Как мы можем молчать, когда Бог повелевает говорить?". Мне кажется, если смотреть с христианской точки зрения, а не с судебной и не с адвокатской, то надо все-таки не надеяться, что ограничатся предупреждением, а предупредить, что свобода совести, свобода отвечать Богу, свобода веровать абсолютнее любой прокуратуры, любого страха мошенничества, и перед этой свободой должны умолкнуть все предупреждения. Бог предупреждает: не становитесь у меня на дороге. Слово Божие нельзя посадить в тюрьму! Есть презумпция невиновности, и пока человек не убил, не своровал, держитесь осторожнее от того места, где говорят о Боге.
Источник:
