14 Марта 2016
«Портал-Credo.Ru»: В Ставрополе гражданина России судят за то, что он сказал «Бога нет». Это было воспринято как уголовное преступление - оскорбление чувств верующих. Как бы Вы могли прокомментировать эту ситуацию?
Роман Лункин: Я думаю, что этот процесс очень хорошо показывает все отрицательные стороны судебного производства, которые сейчас есть в России. Это производство часто направлено против людей, высказывающих какое-либо мнение, против религиозных организаций, то есть это судебные разбирательства идут по идеологическим мотивам.
Сегодня все такие дела воспринимают как-то буднично, как нечто обычное, хотя совершенно очевидно, что если человека судят за какие-то мысли, высказывания, которые не связаны с прямыми или косвенными призывами к каким-нибудь преступлениям, к агрессии, это является нарушением прав человека и здравого смысл в целом.
Мы сами себя загнали в эту идеологическую ловушку преследования людей и религиозных организаций по идеологическим мотивам и причинам. В рамках данной ловушки и возникают все эти противоречия довольно абсурдные, которые сейчас широко обсуждаются в прессе. Эти противоречия связаны с претензиями прокуратуры и с проведением экспертизы в рамках данного дела, что приводит к совершенно абсурдному выводу: человека нужно судить только за заявление, что «Бога нет».
Здесь еще есть один интересный момент: глава думского комитета Ярослав Нилов сразу обозначил свою позицию, что нельзя судить за высказывание, что «Бога нет», но блогера якобы судят не за его высказывания, а за то, что эти высказывания сопровождались нецензурной бранью. На самом деле, если бы это было так, то это было бы некое административное правонарушение, но мы видим, что процесс имеет уголовное звучание — блогера собираются судить все-таки за «оскорбление религиозных чувств».
- Почему такая ситуация сложилась? Какую цель преследуют следователи и истцы?
- Это достаточно интересно. Никакой случайности в происходящем нет, потому что к этому логически привело развитие законодательства и судебной системы, которое шло уже в последние десятилетия, но особенно активно с 2012 года, после того как возникло дело «Pussy Riot», которое также было связано с оскорблением религиозных чувств и привело к появлению новой статьи, по которой можно судить за оскорбление религиозных чувств, то есть люди узнали о том, что у них есть религиозные чувства.
Второй момент — это борьба с экстремизмом и то, что правозащитники называют неправомерной антиэкстремистской деятельностью. Потому что представители прокуратуры не просто выдумывают квалификацию. Они смотрят закон, где оскорбление религиозных чувств и есть довольно широкое понятие об экстремизме, данное в законе об экстремистской деятельности.
- Эти понятие не имеет правовой определенности?
- Да, и в данном случае опять же совершенно очевидно, что здесь полностью всю вину возлагать на органы прокуратуры нельзя. Даже в деле по поводу запрета аятов Корана решение о запрете принимал Южно-Сахалинский суд. И судья в узко-правовом юридическом смысле была, в принципе, права, поскольку экспертиза сделала вывод, что в аятах есть пропаганда превосходства одной религии над другой и одной идеологии над другой. И судья просто посмотрела определение экстремизма в законе об экстремистской деятельности и вынесла решение. То же самое происходит и здесь. То есть здесь открывается такой ящик Пандоры для более широкого преследования граждан по идеологическим причинам и мотивам.
- В российской Конституции записано, что у нас нет одной общей идеологии.
- В данном случае законодательство позволяет преследовать независимо от того, есть ли у государства идеология или нет. Получается, что это преследования на пустом месте. Безусловно, есть какое-то количество дел, связанных с осуждением экстремистов, реальных террористов или членов запрещенных в РФ организаций. Но что касается подобных дел, не связанных напрямую с экстремизмом и скорее абсолютно идеологических, то здесь возникает вопрос, на который я не могу ответить: кого защищает прокуратура и какую идеологию? Можно сказать, что это защита православия и православной Церкви, но такая защита православию особо не нужна. Вряд ли Церковь выступала с требованием защитить ее от какого-то блогера, который написал «Бога нет». Здесь нет логики и нет смысла. И искать какой-то смысл даже и не хочется в такого рода делах.
Здесь, мне кажется, создаются такие идеологические фантомы помимо воли федерального руководства и помимо воли церковного руководства. То есть такие идеологические фантомы и противоречия, которые, по сути, разделяет общество, и ведут к появлению все большего количества дел, связанных с дискриминацией как религиозных меньшинств, так и отдельных граждан, которые позволяют себе какие-то неосторожные высказывания.
- Разве высказывание «Бога нет» неосторожное?
- Это безобидное высказывание и оставалось бы безобидным, если бы не возникло исковое заявление и такого рода экспертиза, если бы не закрутился этот маховик судебного преследования и если бы не было сделано все для того, чтобы такие судебные процессы проходили довольно гладко, и людей можно было судить на этом основании.
Подобные ситуации и фантомы возникают из-за того, что и Церковь, и власть в какой-то момент просто решили, что российскому обществу по существу не нужна демократическая система, не нужны демократические ценности. В какой-то момент — мне кажется, это произошло после 2012 года — Церковь и власть вместе потеряли остатки доверия к обществу, и поэтому обращаются с гражданами недостойно, желая наказать всех, кто как-то пытается поднять голову или сделать какое-то такое яркое неосторожное заявление.
Беседовал Владимир Ойвин,