Михаил Шахов. Государство и церковь: свобода или контроль? Размышления в связи с 25-летием принятия закона «О свободе вероисповеданий»

9 Ноября 2015

25 октября 1990 года был принят закон РСФСР «О свободе вероисповеданий». О том, что это за закон и как он изменил церковно-государственные отношения, не таит ли опасности абсолютная свобода в исповедании любых религий и верований и нужен ли какой-либо орган, курирующий религиозно-правовые вопросы, рассуждает доктор философских наук, профессор Сретенской духовной семинарии Михаил Олегович Шахов.

Закон «О свободе вероисповеданий», принятый одной из республик в составе СССР – а именно РСФСР, ознаменовал переход к принципиально новому правовому положению Православной Церкви и всех религиозных объединений. Он впервые обеспечил реальную, подлинную свободу вероисповедания для священнослужителей и мирян, для всех верующих и неверующих граждан.

Важно также, что впервые именно на уровне закона определялся вопрос свободы вероисповедания, правового положения религиозных объединений. Не будем забывать, что за весь советский период нашей истории никогда не принимался какой-либо закон о свободе совести или религиозных объединениях. Всегда советская власть регулировала государственно-церковные отношения, определяла положение верующих и религиозных объединений не законами, а правовыми актами более низкой значимости. Основным было Постановление ВЦИК и Совнаркома «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года.

Одновременно с принятием закона 1990 года были отменены юридические ограничения свободы вероисповедания и деятельности религиозных объединений, существовавшие в советском законодательстве о религиозных культах. Постановление Верховного Совета РСФСР «О введении в действие закона РСФСР о свободе вероисповеданий», датированное тоже 25 октября 1990 года, признавало утратившими силу знаменитый ленинский декрет от 31 января 1918 года об отделении Церкви от государства и школы от Церкви и выше упомянутое Постановление 1929 года – то есть два основополагающих советских нормативных акта, касающихся религиозных объединений и верующих.

Что принципиально менялось в положении религиозных объединений

Что же нового вносил закон 1990 года в государственно-церковные отношения? Прежде всего была отменена советская система ограничений и ущемлений Церкви, религиозных организаций и верующих, постоянного назойливого государственного контроля, стремления проникнуть во все сферы внутрицерковной жизни и максимально ограничить влияние Церкви на общественную жизнь, удалить веру из общественного сознания, а верующих сделать маргиналами.

Закон отменял обязательную государственную регистрацию религиозных сообществ

Кроме того, и это не менее важно, закон 1990 года впервые отменял советский разрешительный порядок создания религиозных объединений. Прежде все религиозные общины и сообщества верующих могли начать свою деятельность только после получения государственной регистрации в Совете по делам религий при Совете министров СССР. Любые религиозные собрания, коллективные богослужения без регистрации считались нарушением советского законодательства о религиозных культах, то есть были противозаконными. Получить регистрацию было не просто. Требовалось, чтобы под заявлением о регистрации стояли подписи 20 учредителей религиозного объединения. И даже если все документы были в порядке, далеко не все заявления о регистрации удовлетворялись. Срок рассмотрения заявлений были максимально долгим: Совет по делам религий всячески старался затянуть эту процедуру.

Более того, в годы усиления атеистических гонений власти стремились не только не регистрировать новые религиозные объединения, но прекращали деятельность уже существующих. Сокращение числа приходов подавалось как успех атеистической политики, проводимой государством, как эффективность пропаганды, направленной на «снижение религиозности населения».

С принятием в 1990 году закона «О свободе вероисповеданий» граждане нашей страны получили право беспрепятственно совершать богослужения, объединяться для совместного исповедания и распространения веры.

Следует вспомнить также, что обязательная регистрация религиозных объединений не сопровождалась наделением их правами юридического лица. Уже ленинский декрет 1918 года, объявлявший «все имущества церковных и религиозных обществ народным достоянием», лишал также религиозные сообщества прав юридического лица, тем самым максимально затрудняя их участие в гражданских правоотношениях, лишая их возможности обладать собственностью. Как результат, религиозные общества были весьма стеснены в возможностях вести любую хозяйственную деятельность, обеспечивать свои материальные нужды. Постановление «О религиозных объединениях» 1929 года добавляло новый пункт: имущество, вновь приобретенное религиозным обществом или пожертвованное для нужд культа, является национализированным. Так что всё, что верующие граждане приносили в храм, жертвовали на нужды прихода, тут же переходило в разряд национализированного государственного имущества.

Закон 1990 года радикально изменил ситуацию. Государственная регистрация религиозных объединений стала добровольной. При этом зарегистрированные религиозные общества получали статус юридического лица, то есть они становились полноправными участниками гражданских правоотношений, могли обладать имуществом на праве собственности.

Очень важные права

Следует также заметить, что очень многие права верующих и религиозных объединений, которые сегодня нам кажутся вполне естественными и само собой разумеющимися настолько, что мы даже не задумываемся о необходимости гарантировать их какими-либо юридическими документами, были впервые обеспечены именно законом 1990 года. Приведу яркий пример. Советское законодательство и Конституции, как 1936 года, так и 1977 года, определяли, что граждане свободны отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Однако про ведение религиозной пропаганды нигде не говорилось. При этом напомню, что в советское время считалось, что всё, что не разрешено законом, то запрещено (в противовес к тому положению, к которому мы все так привыкли сегодня, а именно: всё, что не запрещено законом, разрешено). И раз в законах и Конституции ничего не сказано о возможности вести религиозную пропаганду, то любая проповедь, миссионерская деятельность, попытка обратить другого человека в свою веру – это нарушение Конституции и законодательства.

Естественно, ни о какой открытой и свободной миссионерской деятельности, ни о какой попытке выйти с проповедью за пределы храма, открыто распространять религиозную литературу не могло быть и речи. Даже появление православного священника на улице в подряснике или с крестом рассматривалось уполномоченными по делам религии как пропаганда – за пределами храмовой территории священнослужители могли носить только мирскую одежду.

Антирелигиозная же пропаганда подчас принимала вид глумления над священнослужителями, оскорбления чувств верующих, вплоть до открытых гонений и репрессий.

Вспомним и дискриминационные налоги, которыми в советское время облагались священнослужители. Они были приравнены к некооперированным кустарям, частным предпринимателям, лицам, которые живут за счет несоциалистических форм доходов. Налог для таких категорий составлял до 81% (напомню, что сегодня у нас установлен подоходный налог в размере 13%). Такой драконовский налог объяснялся тем, что деятельность священнослужителей рассматривалась как эксплуатация… человеческих предрассудков.

Законодательство о труде, гарантировавшее социальное обеспечение гражданам (выплату пенсий по старости или потере нетрудоспособности, пособия, стаж, на основании которого начисляется пенсия и пр.), не распространялось на людей, которые работали и служили в религиозных организациях, кроме чисто технического персонала. Так, например, если церковный сторож работал только как сторож, он еще мог рассчитывать, допустим, на пенсию, но если он еще и пел в церковном хоре, советское законодательство о труде на него уже не распространялось.

Еще важный с общецерковной точки зрения момент: советская власть категорически отказывалась наделить какой-либо правосубъектностью Русскую Православную Церковь как единое целое. Государство регистрировало, ставило на учет отдельные приходы, чтобы атомизировать Церковь, распылить ее на отдельные местные общества верующих. Сразу после вступления в силу закона 1990 года Русская Православная Церковь как единое целое также обрела права юридического лица.

Опасная свобода

Законом «О свободе вероисповеданий» 1990 года фактически был упразднен Совет по делам религий, хотя в самом тексте закона напрямую об этом не говорилось и собственно этот государственный орган не упоминался. Статья 8 закона содержала формулу, утверждавшую, что на территории РСФСР не могут учреждаться исполнительные, распорядительные органы государственной власти и государственные должности, специально предназначенные для решения вопросов, связанных с реализацией права граждан на свободу вероисповедания. Этой общей формулировкой конкретно предопределялось, что такая структура, как Совет по делам религий, ликвидируется.

Наличие такого положения в законе «О свободе вероисповеданий» вполне оправданно, ибо структуры, подобные Совету по делам религий, были специально созданы как инструмент ограничения деятельности Церкви, вмешательства в ее внутреннюю жизнь, как некий орган, начальствующий над Церковью, над верующими, над всеми религиозными объединениями. И понятно, что тот Совет по делам религий, который достался в наследство от советской атеистической системы, реформированию не подлежал и мог быть только ликвидирован. Но…

Ошибкой закона 1990 года было то, что этим указанием давалось понять: недопустимо впредь создавать подобного рода структуры и государственные должности. Фактически это означало устранение государства от какого бы то ни было контроля за религиозной ситуацией в стране. Ибо закон устанавливал, что надлежащий контроль над соблюдением законодательства о свободе вероисповедания осуществляется Советом народных депутатов и правоохранительными органами. «Осуществление контроля иными государственными органами, политическими партиями и должностными лицами запрещается».

Что получилось в результате? Совет народных депутатов, как мы помним, в 1993 году были ликвидирован Б.Н. Ельциным в Москве выстрелами из танков. Правоохранительные органы реагировали, как правило, только в тех случаях, когда в каком-то экстремистском или деструктивном новом религиозном движении совершилось преступление. В стране начался по сути дела религиозный беспредел. Могу привести такую цифру: по данным Совета по делам религий перед его ликвидацией, во всем Советском Союзе – то есть во всех 15 республиках – было официально учтено чуть более 20 различных вероисповеданий, включая православных, мусульман, иудеев, буддистов, некоторые виды протестантизма. А к 1995 году у нас уже только на территории Российской Федерации числилось более 50 различных вероисповеданий. Поскольку закон 1990 года давал почти неограниченную свободу деятельности в том числе и новым религиозным движениям, то оказались запущены весьма неоднозначные механизмы распространения новых и нетрадиционных для России верований. В этой ситуации бесконтрольности вышли из подполья, из нелегального положения и получили государственную регистрацию те конфессии, которые в советское время не допускались до регистрации в принципе. Например, в советское время не регистрировались греко-католические униатские общины, Свидетели Иеговы, кришнаиты… Естественно, объединения последователей этих конфессий, вер и сект в нашей стране были, но только на нелегальном положении. В 1990 году они получили возможность зарегистрироваться и стать юридическими лицами.

Помимо этого начался бурный рост активности иностранных миссионеров, образовался целый ряд новых религиозных движений отечественного происхождения, таких так «Белое братство», «Церковь последнего завета» и прочие. Создалась опасная духовная ситуация.

Нужно ли нам Министерство религий?

Тем не менее, вплоть до настоящего времени вопрос о том, нужен ли нам какой-то орган, который от имени государства будет координировать и направлять всю работу как с Православной Церковью, так и с другими вероисповеданиями, остается открытым. Хотя на уровне субъектов федерации такие структуры по работе с Церковью и религиозными объединениями стали появляться, начиная с 1992 года. Так, в Москве уже в 1992 году был создан Комитет по связям с религиозными объединениями при Правительстве Москвы. Подобные структуры есть и в других регионах.

На общероссийском уровне сегодня действуют два органа. Прежде всего это Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ, созданный в 1995 году, – консультативный орган, который обеспечивает диалог Президента с представителями Православной Церкви и других крупнейших конфессий. Вторая структура – Комиссия по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ, созданная в 1994 году, которая призвана координировать деятельность федеральных министерств, ведомств при решении вопросов, связанных с взаимоотношениями с Православной Церковью и другими религиозными объединениями.

Все эти структуры, конечно, не являются аналогом ни Совета по делам религий, ни некоего гипотетического Министерства по делам религий.

Дискуссии о том, нужны ли нам аналоги Совета по делам религий, ведутся на протяжении вот уже 25 лет – как раз с той поры, как законом 1990 года этот пресловутый орган был расформирован. Замечу, что и в 1990 годы, и в 2000-е священноначалие Русской Православной Церкви неоднократно высказывало свое отрицательное отношение к идее создания федерального органа по делам религий. Мотивируется это тем, в частности, что такая государственная бюрократическая структура будет стремиться к тому, чтобы обеспечить себя максимальным количеством работы для увеличения собственной значимости и важности, при этом неизбежно возымеет желание активно вмешиваться в дела и проблемы Церкви.

Но с другой стороны, принимая участие в разработке проектов концепции государственно-конфессиональных отношений, я высказывал свою точку зрения, считая, что такой орган всё-таки желателен, несмотря на опасность попыток поставить церковную жизнь под контроль. Разрешение проблем церковной жизни, церковно-государственных отношений должно быть сконцентрировано в одном компетентном органе управления, где работают люди, разбирающиеся в том, что такое Церковь, какова ее внутренняя жизнь, и обладающие серьезным уровнем религиоведческой и теологической подготовки. В то же время я осознаю, что если не будет выполнено это обязательное условие высокого уровня религиоведческой и теологической подготовки чиновников такого органа, то тогда лучше и не надо подобной структуры. Потому что если такой тонкой материей, как государственно-церковные отношения, будут заниматься случайные люди без соответствующих знаний, это чревато – даже при самых добрых намерениях и благожелательном отношении к Церкви – весьма трудно прогнозируемыми и не всегда хорошими последствиями. Поэтому вопрос о том, нужен ли нам некий федеральный орган по делам религий, остается открытым.

В заключение напомню, что у нас недавно было создано Агентство по делам национальностей в рамках структуры федеральных органов исполнительной власти. И пока не очень ясно, каковы реальные результаты его деятельности и когда они начнут появляться в столь деликатной области, как межнациональные отношения.