В.Чаплин: Понятие секты в России юридически не определено

4 Сентября 2014

Протоиерей Всеволод Чаплин - Председатель Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию Церкви и общества

Чем, на ваш взгляд, отличается секта от основной религии?

В. Чаплин: Понятие «секта» юридически пока в России, как и в большинстве других стран, определить не смогли. Это понятие скорее богословское и религиоведческое. С этой точки зрения сектой обычно именуется группа, отделившаяся от более крупной религиозной общины. Впрочем, известно, что в быту и в публицистике сектами часто именуются любые небольшие религиозные объединения, которые выпадают из общепринятых в том или ином социуме представлений о религии, общественной жизни, нормах этики и т.д.

Как вам кажется, вредны ли секты и если да, то чем?

В. Чаплин: Вовсе не каждая группа, которая отделяется от более крупной религиозной общины, опасна для общества. Безусловно, есть такие секты или, лучше сказать, религиозные или псевдорелигиозные группы, которые действительно общественно опасны. Они не признают ценностей общества, в котором живут, часто ведут своих последователей к утрате жизненно необходимого имущества, разрушению семьи, полному подавлению свободной воли, психологической зависимости от лидера группы и, часто, к глубокому личному несчастью.

В практике почти любого священника, имама, раввина встречаются случаи, когда люди, побыв некоторое время в деструктивной секте, выходят оттуда внутренне опустошенными, с совершенно разрушенной жизнью, с порванными социальными связями, с чувством глубокой обиды и на себя, и на лидера псевдорелигиозной группы, в которой они оказались.

В начале 90ых наблюдался расцвет религиозных и псевдорелигиозных групп. Как ситуация изменилась с тех пор?

В. Чаплин: К сожалению, происходившее тогда было неудивительно. Традиционные религиозные общины России, Украины и других постсоветских стран были ослаблены гонениями. У них, например, практически не было опыта работы в медийной среде, опыта уличных акций, массового миссионерства. А вот религиозные группы, поддержанные из-за рубежа - сначала прежде всего из западных стран, а потом и из стран Ближнего Востока, - обладали и деньгами, и технологиями, и кадрами. Доморощенные же секты отличались повышенной социальной энергетикой.

В начале 90-х годов у них был шанс если не захватить власть в отдельных городах и регионах, то по крайней мере существенно повлиять на общественные настроения. Проповедники иностранных религиозных общин и доморощенных сект постоянно выступали в прайм-тайм на радио- и телеканалах, ходили по улицам, устраивали акции в лучших залах Москвы и других крупных городов, в то время как Русская Православная Церковь и традиционная исламская община почти отсутствовали в публичном пространстве.

Ситуацию переменило как возрождение традиционной религиозности, так и то, что в СМИ стали говорить правду о зарубежном религиозном влиянии и о разного рода сектах. Специалисты стали открывать людям негативную сторону деятельности этих организаций. Жертвы сект стали активно выступать перед широкой аудиторией. В итоге люди стали понимать, что в некоторых религиозных или псевдорелигиозных группах могут иметь место обман и манипуляция человеческой личностью. Все это вместе и помогло изменить ситуацию.

То есть сейчас ситуация лучше?

В. Чаплин: Сейчас, конечно, у этих организаций нет такого шанса влиять на людей как в начале 90-х.

Как вам кажется, подобные религиозные группы и объединения могут быть инструментом воздействия каких-либо внешних или внутренних политических сил?

В. Чаплин: Бесспорно, могут. За этими организациями, даже если они действуют вполне искренне, часто стоит внешний политический интерес. Многие из них ориентированы на зарубежные страны - западные или расположенные вокруг Персидского залива. Многие из этих организаций радикально отрицают российский патриотизм, призывают к отказу от службы в армии, от участия в общественной жизни, допускают или даже пропагандируют возможность насильственного изменения государственного строя и таким образом объективно работают против интересов страны.

Кстати, сейчас, когда у нас наступает отрезвление в связи с международными контактами, вполне резонно поставить вопрос: нужно ли, чтобы религиозные, а тем более псевдорелигиозные организации, руководимые и спонсируемые из-за рубежа, пользовались бы в нашей стране такими же преференциями, как и религиозные общины, существующие здесь долгие века и, что называется, проверенные жизнью? Более того, не стоит ли ограничить деятельность тех организаций, которые пропагандируют опасные религиозно-общественные доктрины - тот же ваххабизм или другие учения, радикально отрицающие базовые ценности нашего народа? Запрещены же у нас нацизм и фашизм. Некоторые из упомянутых мной учений не менее опасны, что доказывают многие факты современной жизни.

Бытует мнение, что российские духовные лидеры должны быть русскими и патриотами России. Как по вашему, так ли это?

В. Чаплин: Есть религиозные общины, например Римско-Католическая Церковь, где удельный вес иностранцев среди духовенства традиционно высок. Само по себе это не кажется мне страшным. Для некоторых общин это неизбежность. Но, по крайней мере, чувство единства с народом нашей страны, чувство верности его ценностям мне кажется очень важным для российского религиозного лидера.

В последнее время усилилась работа подобного рода религиозных организаций в среде мигрантов. Опасно ли это? Почему ведется работа именно в среде мигрантов и как это может повлиять на российское общество в целом?

В. Чаплин: Это большая и очень серьезная тема. Надо иметь в виду, что часто в местах скопления мигрантов появляются полулегальные молельни, где действуют мало кому известные и мало кому подконтрольные религиозные лидеры. Не очень понятно, что они проповедуют, а то, что становится известным, часто настораживает и пугает. Поэтому мне кажется оправданным усиление контроля за такого рода деятельностью среди мигрантов. Среди них сегодня работают и традиционные для России религиозные общины, но одно дело, когда эта работа открыта и люди, которые ведут ее, всем известны, а другое дело, когда на рынке, на стройке или в интернете пропагандируются идеи, неизвестные или прямо враждебные основной части нашего общества. К этому нужно относиться с предельной настороженностью.

Ильдар Аляутдинов - главный имам Московской соборной мечети, проповедник Московской Мемориальной и Соборной мечетей

Чем отличаются секты от основных религий, представленных в Российской Федерации?

И. Аляутдинов: Основное отличие сект от всех остальных небесных религий заключается в том, что эти люди претендуют на избранность, на то, что правда лишь на их стороне, они единственные - правы, а всех остальных они введут в ад, так как считают их заблудшими, и ни на милость Божью, ни на что другое, мол, те не имеют права претендовать.

Как на Ваш взгляд, вредны ли секты, а если вредны, то чем?

И. Аляутдинов: Вредны ли секты? Не исключено, что они могут представлять некую опасность для нашего общества. Ведь проживающие вокруг нас люди очень разные, они многолики и многогранны, каждый со своим характером, со своими взглядами, со своими убеждениями. И несмотря на различия, очень важно, чтобы мы мирно сосуществовали, находили точки соприкосновения между собой, было взаимопонимание, стремление сохранить единство, спокойствие, избегались антагонизм и рознь. Представители же многих религиозных сект категорично претендуют на свою особую избранность, по-своему трактуют важные положения Священных писаний, причисляя иных, не солидарных с ними - к неверным, недругам и прочим, не приемлют конструктивного диалога. Часто многие конфликты проистекают из этого. А ведь Всевышний предписал людям руководствоваться взаимоуважением и благонравием, установил все те критерии, которые помогают сохранить в обществе стабильность и сплоченность во имя мира, а не во имя вражды и войн. Когда некто априори считает себя правым, а всех остальных - неправыми, может себе позволить посягнуть на их жизнь, спокойствие, имущество - это неправильно.

Каждая небесная религия, как всем известно, имеет свои особенности, постулаты и формулировки. Однако их объединяют общечеловеческие ценности, в основе которых - миролюбие, взаимопомощь и согласие. А если люди станут делиться на группы, провозглашая личное узкое понимание Божьих законов, или появятся личности, объявляющие себя богами, то это непременно приведет к хаосу и разброду.

По вашим ощущениям, с начала 90-ых и до текущего момента как-то изменилась ли методика действий сект?

И. Аляутдинов: Я предполагаю, что секты сейчас есть и ведут свою деятельность, о чем, в принципе, мы узнаем от людей, из средств массовой информации, где деятельность сект рассматривается как некий сетевой маркетинг, куда затягивают людей разными способами. Каждая секта, как мы понимаем, работает по-своему. С одной стороны, сильнейшее психологическое воздействие, особенно на тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации, с другой - изымание материальных и финансовых накоплений этих людей, якобы во благо секты.

Надо отметить, что широкое разъяснение сути таких «образований», активное включение родственников и близких попавших в секты людей, минимизировало число членов сект. Почему? Потому что люди все-таки стали более грамотными и осведомленными в религиозных аспектах, вопросах духовности, и не так уж легко их переубедить кому-либо. В тоже время, сектам удается найти оказавшихся в кризисной ситуации: потерявших близких, серьёзно заболевших, оказавшихся на грани катастрофы. Именно данный контингент подвержен беспомощности, духовному упадку и они становятся мишенью для сект. Об этих фактах ни раз приходилось мне слышать от попавших в секты родственников, обращающихся за помощью и советами в мечеть, дабы оградить своих близких от дальнейшего влияния сектантов.

В последнее время узнаем, что секты привлекают в свои ряды и мигрантов. Как вы думаете, почему это происходит? Чего не хватает мигрантам, в чем причина?

Мигрантам не хватает многого. В первую очередь, правовой защиты. Как я понимаю, на сегодняшний день, подход к мигрантам секты находят через их трудоустройство, оказание юридической помощи. Давая заработок на пропитание, давая советы в чужой для них стране и обстановке, делают их максимально зависимыми и послушными, привлекают к своей организации, а позже дают определенные задания для «работы» с соотечественниками и прочими. Например, вменяют им в обязанность раздачу листовок с текстом определенного характера, а те - покорно всё выполняют.

Вроде бы, изначальным было то, что к ним явились с «благим намерением» юридически защитить, помочь им с работой, наделить прочими «благами», а на деле оказались значительно более серьёзные намерения.

Являются ли подобные секты неким инструментом воздействия политических сил?

И. Аляутдинов: Возможно. Я думаю, что этого нельзя исключать, учитывая современную геополитику. А если кто-то прикроет свои недобрые антиобщественные цели религиозными красками, то такая маскировка может оказаться для него желанно эффективной.

Зиновий Коган - вице-президент Конгресса еврейских религиозных общин и организаций России по связям с государственными, общественными организациями

Чем, по вашему мнению, отличается секта от основной религии?

З. Коган: В российском законе о свободе совести и религиозных объединениях такого понятия как «секта» нет. Есть религиозные группы, организации, объединения. Поэтому, строго говоря, есть зарегистрированные религиозные организации и незарегистрированные. Когда-то, видимо, каждая религия была сектой, а потом стали мировыми религиями. Поэтому я не судья в этом вопросе. Есть религиозные движения закрытые для непосвященных и это, может быть, секта. Есть организации, которые называют себя религиозными, а являются политическими движениями. Это тоже, видимо, секта.

Относительно новые религии 20 и 21 века просто молодые по отношению к основным религиям, но называть их сектами я бы не стал. Как говорится, «а судьи кто?».

Если абстрагироваться от законодательных определений, то как вам кажется, вредны ли секты и те самые закрытые религиозные движения и если да, то чем именно они могут вредить?

З. Коган: Я думаю, что однозначно говорить, что раз секта, то она несет вред нельзя. Если они не вредят другим, как говорится «живи и не мешай другому жить», то пусть живут. В конце концов, уголовный кодекс Российской Федерации покрывает все преступления, которые могут быть. Давайте доверять российскому законодательству и прежде всего уголовному кодексу. Надо меньше запрещать и больше видеть то полезное, что несет то или иное явление. Если кто-то пересекает красную черту, тогда следует просто применять уголовное преследование и тому подобное.

Однако даже суды зачастую не сходятся во мнении о том, является та или иная организация вредной или нет. Так было например с сайентологами.

Да, есть разные точки зрения на этот вопрос. Я знаю, что некоторые суды считают их вредной сектой, другие же суды такого решения не выносили. Что касается сайентологов, то это молодая религия. Где-то они признаны, например в США, Англии, Израиле и десятках других стран. В России, если я не ошибаюсь, где-то они зарегистрированы, а где-то, как в Москве, регистрация утеряна и они не могут ее восстановить. В данном случае, я не знаю в чем они несут вред. По моему, они не пропагандируют и не практикуют какие-то вредные обществу поступки и действия. Толком, ничего дурного я о сайентологах сказать не могу. Кажется, на Таганке у них есть центр, туда приходит молодежь, они проводят разные мероприятия. Насколько я понимаю, это организация открытая, а не закрытая для посторонних. В чем они не религиозная организация, а коммерческая - я не знаю.

Мы ведь можем называть их сектой, можем не называть, но юридическая сторона всегда подсудна. Они могут обращаться в наши суды, в Европейский и т.д.

Произошли ли какие-то изменения в этой сфере с начала 90ых?

З. Коган: Да, конечно. Я не знаю, ходят ли сейчас миссионеры по домам, но на улице их меньше встречается. В начале 90ых было агрессивное нашествие зарубежных эмиссаров, миссионеров, священнослужителей и т.д. Все они переносили на почву российского общества свои «страсти-мордасти».

Россия очень толерантная, спокойная страна и после более чем семидесятилетнего полузапрета религий вообще вдруг произошел такой наплыв религий. Это привело к тому, что начали людей делить. Одних называть такими, других сякими и оказалось, что семьи наши неправильные если смешанные, и живем мы не так как следует, и носим не то что надо и т.д. Всю эту смуту, всю эту муть мы еще до сих пор не переварили. Конечно, пройдет время и все перемелется, мука будет. Но ничего не делать тоже нельзя.

Я думаю, что религия это не только обрядовость, вера и т.д. Мне кажется это еще и образ жизни. Образ жизни нельзя перенести из какой-то другой страны в нашу. У нас свой климат, своя природа, свой образ жизни. Мы должны оберегать свои традиции. Господь дал нам землю, а мы должны ее охранять, оберегать, а вместе с этой землей ее традиции. Все наносное должно либо стать нашим российским, либо это должно как ветром сдуть.

Сегодня важно, чтобы священнослужители, духовные лидеры, были патриотами страны. Мы должны относиться к ним с особой с одной стороны строгостью, а с другой стороны доверием. Они должны быть одного - российского гражданства. Они должны быть патриотами страны. Люди должны видеть в этом человеке ведущего, духовного пастыря, который отвечает на их чаяния.

В целом, сект стало меньше, конечно. Просто они устали и поняли, что тут всякие Аум Синрике и прочие тут не приживутся. У нас своих полно, любителей заморочек, но тут уже ничего не сделаешь. А уж когда переносят ненависть и вражду из-за рубежа сюда и начинают делить, это недопустимо, конечно. Поэтому дело не в сектах, а в том как ведут себя.

С другой стороны, все духовные центры должны быть в России. Российские духовные центры должны быть в России.

Есть известная точка зрения, что многие, исторически нехарактерные для России молодые религии возможно являются инструментом воздействия политических сил. Как по вашему, это правда?

З. Коган: Такая опасность есть, конечно. Мы отказались от коммунистической идеологии, как государственной идеологии. Но идеология это душевные порывы людей и это никуда не делось. Духовными идеологами должны быть патриоты России, они должны быть гражданами России и родина у них должна быть одна - Россия. Эти люди не должны быть «и нашим и вашим». Религия это не только молитвенные песни. Это не концерт Бетховена в концертном зале, который может одинаково звучать и в Лондоне, и в Москве, и в Пекине. Это образ жизни людей, ответы на каждодневные вызовы. Соответственно, духовные лидеры должны быть нашими.

В последнее время участились случаи заманивания мигрантов в организации, подобные сектам. Как вам кажется, почему это происходит?

З. Коган: Тут конечно лучше спросить самих мигрантов. Я думаю, им не хватает веры, надежды, душевного тепла, так же как и любому человеку. Они в отрыве от места, где родились, где их семья. Они здесь без семьи. Есть устойчивые молекулы, а есть атомы. Атомы опасны. Они как атомы. Может быть, религиозное братство может им на какое-то время заменить семью.

Поэтому важно, чтобы они примкнули к традиционным русским религиозным движениям, таким как ислам, православие, буддизм, российский иудаизм.

Из моего опыта, не все, кто приезжает на заработки или просто живут здесь, приходят в религиозные организации. Наверное, приходят наиболее обездоленные, нуждающиеся в духовной поддержке. Очень хорошо, если мусульманские традиционные религиозные объединения устраивают воскресные школы для них, курсы русского языка и наших законов, организовывают благотворительные программы для этих людей. Тут ничего дурного нет.

Я говорил как раз таки не о традиционных религиях, а скорее о новых.

З. Коган: У меня нет фактических данных, кто же из новых организаций вербует таких людей и потом сподвигает их на антиобщественные какие-то поступки. Если такие есть, то это просто уголовщина и это надо пресекать. У нас есть Минюст, который отвечает за зарегистрированные религиозные организации. Вы подняли важный вопрос и он достоин того, чтобы межрелигиозный совет России обсудил эту проблему.

Есть структуры, такие как комиссия при Правительстве Российской Федерации по взаимодействию с религиозными организациями. Есть нечто подобное при мэрии Москвы. Но они, по-моему, мало активных действий производят. Мы мало знаем об этих новых религиозных движениях, о новых организациях. Вообще, об этой религиозной, духовной жизни. А надо бы больше знать и мне кажется, что чиновники немного «закрывают глаза».

Эти новые религиозные организации и религии, они не скрываются. Их можно пригласить поговорить, можно к ним прийти. В общем, можно все это лучше узнать, просто никто этим не интересуется. Они открыты, это не партизаны в лесу, которые неизвестно в какой землянке прячутся. Поэтому, зачем заковывать в кандалы и ссылать? Можно узнать, поговорить. Профилактика всегда лучше, чем наказание. В тоже время, в целях безопасности общества, безопасности страны, мира и согласия в обществе, этим нужно заниматься до совершения преступления со стороны таких организаций.