Во Пскове убит отец Павел Адельгейм — его зарезал некий «бесноватый». Впрочем, официальной информации о деле пока очень мало. Погиб один из самых ярких людей Русской православной церкви, такой же непростой и неоднозначный, как и она сама.
У отца Павла была репутация священника-диссидента. Он многие годы во всеуслышание заявлял о самоуправстве архиереев, о бесправии приходских священников, о том, что внутренние порядки РПЦ противоречат российским законам. Кроме того, он был одним из немногих священнослужителей, поднявших голос в защиту Pussy Riot.
Особую силу обличениям отца Павла придавала, во-первых, блестящая богословская подготовка (авторитетность его изысканий в области теологии и канонического права не оспаривали даже его оппоненты), а во-вторых, его собственное подвижническое служение. Выходец из семьи репрессированных русских немцев, он пришел в церковь совсем молодым человеком, еще в 1950-е, и принимал деятельное участие в религиозном диссидентском движении застойной поры: строил храмы, распространял самиздат. За это в 1969-м угодил в лагерь. Во время заключения лишился правой ноги — как следует из его краткой автобиографии, «в связи с волнениями в ИТУ [исправительно-трудовом учреждении] поселка Кызыл-Тепа» (Узбекистан).
С 1976 года отец Павел служил во Псковской епархии — и был образцовым «добрым пастырем»: скромным в быту, неутомимым в служении, всегда доступным, попечителем сирых и убогих, заступником своих духовных братьев. У него часто столовались и ночевали незнакомые люди — христианское человеколюбие не позволяло никого прогнать. Это, судя по всему, и сгубило отца Павла: человек, убивший его в припадке сумасшествия, три дня прожил в доме священника; его послали к Адельгейму какие-то знакомые в надежде, что отец Павел поможет ему восстановить душевное равновесие.
Никто, видимо, уже никогда не узнает истинных причин затяжного конфликта отца Павла с митрополитом Псковским и Великолукским Евсевием. Сам отец Павел говорил, что просто по-человечески не нравился архиерею. Наверное, чего-то недоговаривал. Владыка Евсевий вообще публично на эту тему не выступал. Именно этот конфликт в последние десять лет питал полемический задор отца Павла и его репутацию «главного "несогласного" РПЦ».
Отец Павел обвинял Московский патриархат в отходе от фундаментального принципа соборности: внутрицерковные установления последних десятилетий, по его мнению, не принимались согласием всей церкви (иереев, священников и прихожан), а навязывались сверху. И даже церковные приходы, прежде учреждаемые самими прихожанами и регистрируемые в Минюсте, в 2010 году по предписанию патриарха Кирилла перерегистрировали, так что их учредителями фактически стала патриархия в лице приходских священников. Священников назначают архиереи, а архиереев, в свою очередь, патриарх. То есть в РПЦ выстроилась «вертикаль власти», в которой миряне, по утверждениям отца Павла, оказались вовсе бесправными, а приходским священникам отведена роль безвольных проводников решений вышестоящих инстанций. При этом священники не защищены ни церковным, ни светским правом (они даже официально не оформляются на работу по Трудовому кодексу) и всецело зависят от воли архиерея.
В своей одинокой борьбе с всевластием архиереев (в лице митрополита Евсевия) отец Павел обращался и в церковный суд, и в светский — и каждое его поражение становилось поводом для новой критики в адрес этих институций за неспособность вершить правосудие. Вместе с тем, всё более резкими становились обличения отцом Павлом церковных иерархов вообще — и за склонность к роскоши, и за то, что «полезли в церковь, в армию…», и за «безобразную» кампанию по «возврату церковного имущества», сопряженную, среди прочего, с выселением больниц и детских интернатов.
Митрополит Евсевий в ответ обвинял его (за глаза) в клевете и лишил последовательно нескольких приходов в Псковской епархии. Церковный суд, когда до него дошел этот спор, ограничился тем, что призвал враждующих священнослужителей помириться и впредь не выносить сор из избы. Однако христианского всепрощения так и не случилось — как говорил отец Павел, потому, что Евсевий не захотел с ним встречаться.
Борец с «церковной номенклатурой» и в панк-молебне Pussy Riot увидел «провиденциальный смысл»: нельзя, говорил он, делать вид, что девушки просто так, ни с того ни с сего ворвались в храм Христа Спасителя и устроили там бесчинство. У этого была причина — это была реакция на неприличное поведение РПЦ, на то, что она слишком много на себя берет.
Многим не нравилось, что внутрицерковные проблемы отец Павел пытался решить в светском суде, требуя отменить перерегистрацию отнятого у него прихода. Даже не вдаваясь в юридическую казуистику (а отец Павел за время многолетней тяжбы с митрополитом Евсевием здорово в ней поднаторел), нельзя не признать за ним своей правды: раз уж церковь не отделяет себя от народа, от общества, она должна не только навязывать обществу свое видение мира, но и жить по одним с этим обществом законам.
Попросту говоря, отец Павел выступал за демократичную, народную церковь, в которой ведущую роль играет «мир», церковная община, а не иерархи. И он, и обличаемые им иерархи — в равной степени плоть от плоти Русской церкви. Всей своей жизнью, своим служением и своей принципиальностью он подтверждал, что церковь — это не просто хозяйствующий субъект и не машина по производству «блаадати». Это не только лихачи на спорткарах, облаченные в рясы, но и бескорыстные подвижники духовного и мирского служения. Благодаря людям, подобным отцу Павлу, церковь остается полнокровным общественным организмом — единственным таким общественным организмом в России.
