Художник Георг Грош изобразил распятого Иисуса Христа с противогазом и подписью: «Заткни пасть и служи дальше», за что районный суд приговорил его к штрафу за богохульство. Земельный суд Берлина, однако, отменил приговор, подчеркнув, что художник не оскорбил чувства верующих, так как его высказывание являлось критикой церкви, выраженной в сатирической форме, а такая критика защищена свободой художника.

Всем тем, кто в дискуссии о справедливости или несправедливости приговора Хамовнического суда против Pussy Piot торопливо кивает на законы Германии, следует внимательнее присмотреться к немецкой судебной практике, а не только к букве закона. На своей интернет-странице российский МИД точно цитирует § 166 немецкого уголовного кодекса, предусматривающего за богохульство наказание вплоть до лишения свободы на срок до трех лет. МИД, однако, умалчивает, что диапазон «до трех лет» включает в себя различные более мягкие меры наказания и отправной точкой имеет оправдательный приговор.

Закон о богохульстве в действии

Скажем прямо: крайняя мера наказания, прописанная в отдельно взятой уголовной статье, абсолютно ничего не говорит о том, как немецкая Фемида отнеслась бы конкретно к Pussy Piot, пройди их акция в Германии, и уж точно ничего о том, правильно ли к ним отнеслась Фемида российская. В Германии бывали вот такие приговоры: штраф 1800 евро за беганье нагишом в соборах; четыре месяца лишения свободы за срыв богослужения в 50-й (!) раз; штраф 8400 евро за совокупление во время богослужения. Но ссылки на приговоры, вынесенные в Германии, играют нулевое сравнительное значение для анализа хамовнического правосудия по многим причинам.

Во-первых, трудно сравнивать несравнимые факты: участницы Pussy Piot в храмах не раздевались, молебны не срывали, а если кто-то из них и совокуплялся, то не в церковных помещениях.

Во-вторых, трудно сравнивать несравнимые законодательные базы. Если уж смотреть на немецкое правосудие, то исходить следует отнюдь не из вопроса, как какая-нибудь фрау Сырова в одном из берлинских судов (скажем, в районе Марцан) применяет статью о богохульстве, а о том, что грозило бы девушкам в Германии, если бы статьи о богохульстве в немецком законодательстве не было вообще, ведь в российском законодательстве такой статьи нет.

Самой суровой санкцией, которую фрау Сырова из Марцана могла бы применить по отношению к немецким Pussy Piot, в таком случае было бы наказание за нарушение неприкосновенности чужого помещения, карающееся штрафом или заключением до одного года. Например, протестный плакат, развернутый перед алтарем во время рождественского концерта в одном из центральных соборов Ганновера в 2007 г., сначала просто игнорировали. Лишь после того, как протестующие перешли к громкому скандированию, была вызвана полиция и активисты были наказаны за нарушение неприкосновенности чужого помещения (отнюдь не за богохульство!) штрафом в 1000 евро. А вот наказать панк-артисток за обиду, нанесенную какому-либо отдельно взятому христианину, фрау Сырова вообще была бы неправомочна, так как оскорбительные высказывания в адрес больших групп верующих за исключением иудеев (по историческим причинам) не затрагивают честь и достоинство их отдельных приверженцев. Слишком велик и аморфен коллектив христиан в целом, считают немецкие суды. Аргумент этот интересен, кстати, в связи с гражданским иском против Pussy Piot со стороны оскорбленной Ирины Рузаникиной, расстроенной в чувствах после общеизвестного происшествия.

Конституционные права в действии

Все это, однако, мелочи по сравнению с ролью конституционного права, которое судье фрау Сыровой пришлось бы учитывать, вынося свой приговор. Ведь начиная с постановления Федерального конституционного суда 1958 г. любые законодательные нормы применяются судебными инстанциями Германии в свете конституционных прав и свобод граждан. Конкретно это означает следующее: независимо от оценки художественной ценности каким-нибудь немецкопоющим аналогом Валерии, суды Германии с высокой вероятностью признали бы действия Pussy Piot актом искусства. Дело в том, что конституционное правосудие применяет здесь так называемое «открытое определение искусствa». Оно определяет художественный характер произведения вне традиционных формально-эстетических рамок. Иными словами, наличие художественного качества в действиях подозреваемых определяется не тем, насколько их песенные способности хоть отдаленно напоминают способности Анны Нетребко или в какой мере театральный аспект их выступлений совпадает с общепринятыми ожиданиями классического театра. Ценность поступка скорее определяется «многообразием самовыражающегося содержания», позволяющим постоянно реинтерпретировать их произведение, находя в нем все новые и новые значения и замыслы (определение Конституционного суда от 1984 г.). Более того, из всех этих возможных интерпретаций уголовный судья имеет право учитывать лишь ту, которая предусматривает наименьшие уголовное наказание для подсудимых. Итак, в случае Pussy Piot немецкие судьи рассматривали бы их акцию не в качестве надругательства над верой, а как художественную попытку критики институтов церкви и государства. А так как их действия частично напоминают сатиру, неплохо напомнить позицию Конституционного суда Германии, особо подчеркивающего, что неотъемлемой, а потому приемлемой частью подобных выступлений являются искажения, отчуждения образов, гротескные преувеличения в описании людей и событий (Конституционный суд по делу «Титаник» 1992 г.).

Свобода искусства

Естественно, свобода искусства не безгранична и в Германии, но, учитывая то, что она одна из самых широких конституционных свобод, ее границы не могут регулироваться простыми законами, а регулируются лишь другими конституционными ценностями столь же высокого ранга. Наказания за художественные акты возможны лишь в исключительных случаях. В 1997 г. региональный административный суд г. Кобленца подтвердил запрет театральной постановки «Синдром Марии», «буквально смешивавшей с грязью ценности верующих», «использующей представления из сексуально-фекальной области». Несмотря на сходство формулировок с лексикой Хамовнического суда и его «экспертов», описание деталей планировавшегося немецкого представления поражает воображение и мораль читателя. От конкретных описаний откажемся, не желая обидеть религиозных читателей. Скажем одно: в сравнении с ними представление российской панк-группы в храме выглядит спектаклем Театра юного зрителя.

Кроме свободы искусства немецкие Pussy Piot были бы защищены свободой слова. Вес этого конституционного права определяется кроме всего прочего еще и контекстом сказанного. Например, против интернет-распространителя футболок с изображением распятого животного (свиньи) было начато уголовное расследование за богохульство (региональный суд Нюрнберга, 1998 г.). А вот обществу защиты животных, инсценировавшему сцену распятия с полуголыми волонтерами в масках животных, представление разрешили, так как из контекста былo понятно, что они протестуют против конкретного социального и политического феномена (административный суд г. Зигмарингена, 2011 г.). Скорее всего подобный контекст был бы учтен немецким правосудием и в пользу Pussy Piot. Все эти примеры демонстрируют одно: само наличие статьи, карающей за богохульство, далеко не значит, что в Германии девушки были бы приговорены к какому-либо серьезному уголовному наказанию. И уж абсолютно точно можно сказать, что мера пресечения в форме предварительного заключения для них выбрана бы не была. Слишком ничтожно потенциальное преступление с точки зрения уголовного права.

К сожалению, история как России, так и Германии показала, что судьбу человека в этих странах в последней инстанции не всегда решает суд. Несмотря на оправдательный приговор, Георгу Грошу, тому самому, изобразившему Иисуса Христа в противогазе, все-таки пришлось покинуть Германию. Это произошло с приходом Гитлера к власти в 1933 г. Чуть позже творчество Гроша было признано немцами «дегенеративным». Разочарованный тем, что широкие народные массы Германии поддержали Гитлера, Грош принял гражданство США в 1938 г. Оправдательный приговор в пользу Гроша до сих пор считается точкой отсчета истории свободы искусства послевоенной Германии.

Автор — юрист, политолог, доктор юридических наук (Университет Гумбольдта, Берлин), магистр общественных наук (Гарвард, США)