13 Августа 2012
В этом году Московский Патриархат отметил 75-летие начала массовых расстрелов на Бутовском полигоне, который Патриарх Алексий II некогда назвал «русской Голгофой». Годовщина кровавых событий прошла не на самом высшем уровне. Литургию в храме Новомучеников и Исповедников Российских совершил один из викариев Московской епархии. Патриарх Кирилл и другие сановитые церковные деятели побывали в Бутове в мае, когда отмечалось пятилетие воссоединения РПЦ с Зарубежной Церковью. Тон для мероприятий с зарубежниками был задан верно. Чем еще скрепить братство с эмигрантской Церковью, как не памятью о большевистских репрессиях? В июле Патриарх посетил еще одну церемонию, связанную с памятью репрессированных сталинским режимом. В присутствии гостей из Польши он совершил заупокойный молебен о расстрелянных польских офицерах в Катыни.
Однако за неделю до последнего бутовского богослужения Патриарх Кирилл возглавил церемонию в другом месте, которое плохо сочетается с траурной темой «русской Голгофы». Глава РПЦ освятил закладку храма на Мичуринском проспекте Москвы. Храм этот не простой, он строится неподалеку от Академии ФСБ, и предполагается, что его прихожанами станут преподаватели и слушатели упомянутого учебного заведения. Патриарх предположил, что возведение храма «реально может отобразиться добрыми делами и намерениями».
В ответ начальник Академии ФСБ Виктор Остроухов заявил, что «во все времена на Руси воинство и Церковь были едины». Он заверил, что сотрудники академии «обеспокоены участившимися нападками на христианский образ жизни». «Вместе, одним миром, мы сможем противостоять опасным угрозам современности и сохранить Россию великой и неделимой», – сказал чекист.
Похоже, для РПЦ в соседстве этих событий нет проблемы ни идейной, ни нравственной. Получается, для Церкви хорошо все то, что идет ей на пользу, и плохо то, что направлено против ее интересов. Московский Патриархат ухитряется извлекать все возможные политические дивиденды из статуса жертвы «православного Холокоста» (по относительно свежему высказыванию протоиерея Всеволода Чаплина) и одновременно заручиться мощным покровительством силовой структуры.
Теперь Церковь идет в одной связке с государством в противодействии силам, которые и церковные и светские власти считают «антироссийскими». Гонения советской эпохи Церковь идейно связывает с нынешними антицерковными акциями, о которых говорил начальник Академии ФСБ. РПЦ вполне устраивает нехитрая формула борьбы с «иностранными агентами», которую использует в своей работе госбезопасность новой России.
Дружба – дружбой, а служба – службой. РПЦ и те иноверческие общины, которые признают патронаж «самой патриотичной» религиозной организации, участвуют в политических мероприятиях против несистемной оппозиции. Мы видим, как четко, словно по приказу, реагируют православные общественные объединения на акции критиков власти. Когда речь заходит о мусульманских регионах, к делу подключаются лояльные власти исламские организации. Сейчас в Казани заметно, как работа прокуратуры и полиции сопровождается активизацией групп «традиционного ислама», причем не только идейной, но и силовой.
В свою очередь, политическая оппозиция заходит на религиозное поле, а религиозные радикалы стремительно политизируются и обращают свою разрушительную работу против российской власти. Этому немало способствует то, что государство и силовики не ограничиваются пресечением противоправной деятельности экстремистов, а увлеченно погружаются в туман богословских идей, пытаясь «выстроить» умы верующих в соответствии с удобными для себя учениями.
Что ж, налицо «симфония» Церкви и власти, а шире, религии и власти нового типа. Но тогда зачем печаловаться о прошлом, зачем попирать ногами мертвого льва?