ЦЕРКОВЬ И ЗАКОН. Реституция имущества способна изменить российское православие

В России сегодня вступает в силу закон "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или в муниципальной собственности". Согласно тексту документа, который публикует сегодня правительственная "Российская газета", закон "определяет порядок безвозмездной передачи в собственность или безвозмездное пользование религиозными организациями имущества религиозного назначения". При этом речь не идёт о реституции. В законе оговаривается, что его действие не распространяется на имущество религиозного назначения, относящееся к музейным предметам и коллекциям, включенным в состав Музейного фонда РФ, документам Архивного или национального библиотечного фондов.

Православная церковь в России никак не зарекомендовала себя в качества защитника демократии, а многие иерархи так и вовсе прямые противники ценностей демократического общества, заявленных в Конституции РФ. Выборную демократию патриарх Кирилл понимает не как избирательный механизм конкурирующих партий и кандидатов, а как гармонизацию интересов, соборное согласие власти и народа, и в этом смысле Кирилл противостоит модернизации в стиле Медведева. Церковь — прибежище российской традиции, поэтому представители РПЦ отнюдь не пытаются воспитать в гражданах социальную ответственность, а скорее, наоборот, самым обычным для нас образом используют внеправовые пути решения разного рода проблем. Однако чем больше церковная жизнь подчиняется нормам закона, а Церковь вовлекается в социальную деятельность и общественные дискуссии, тем больше православие демократизируется, независимо от воли церковного начальства.

Споры вокруг закона о церковной реституции (для краткости будем называть его так), принятого Госдумой и Советом Федерации и уже подписанного президентом, лучше всего иллюстрируют совершенно новую для РПЦ ситуацию, когда она вовлекается в обсуждение собственной роли в обществе, требований соблюдать закон и интересы граждан. По существу — это принципиально новые, уникальные условия для развития РПЦ, ее отношений с обществом, которых никогда ранее не было. И этот факт за азартным обсуждением конкретных конфликтов мало кем осознается.

У закона о реституции есть как отрицательные, так и положительные последствия, которые ставят Церковь в центр общественной жизни.

Во-первых, закон усиливает крупнейший гражданский институт в России — Русскую православную церковь. Она сама будет содержать свои храмы, монастыри и хозяйственные комплексы, сама заботиться о своем имуществе. В России появится огромная, независимая от власти корпорация со своей собственностью и, естественно, со своими интересами. Впервые в истории РПЦ получит потенциальную возможность быть сильной именно своей независимостью. Она сама будет распоряжаться своим имуществом, с нее же будут спрашивать чиновники и общество.

Имущество РПЦ по размерам несопоставимо даже с тем, что может получить следующая по величине конфессия — мусульмане. Сейчас в России насчитывается 6584 религиозных объекта культурного наследия федерального значения. Из них 6402 православных, 79 — мусульманских, 68 — католических, 13 — евангелически-лютеранских, 21 — буддистский и 1 — иудейский. Помимо этого существует 4417 памятников регионального значения: 4241 — православный, 86 — мусульманских, 76 — католических и 14 — иудейских.

Во-вторых, закон четко прописывает отношения между государством и религиозными объединениями в имущественной сфере. Проект закона готовился много лет, обсуждался в рамках правительства РФ, в Минэкономразвития, в Министерстве культуры, среди специалистов. Благодаря умелым лоббистским действиям Московской патриархии закон был принят, несмотря на сопротивление значительной части общества, и в результате этих борений обрел форму строгого механизма. Далеко не каждой общественной организации удается добиться от российской власти такого результата (партия «Единая Россия» не в счет, поскольку она и есть сама власть). РПЦ умеет и может защищать свои права, и в этом смысле она является примером для всех граждан России.

Далее: с большой вероятностью можно предположить, что закон будет способствовать тому, чтобы постепенно воспитать из РПЦ активного участника гражданской общественной жизни. Обладая огромной собственностью, Церкви поневоле придется вступать в диалог с различными общественными силами (особенно если учесть, что патриарх Кирилл декларирует социально-миссионерские задачи). С одной стороны, бремя содержания имущества, огромные средства, которые на это требуются (даже если государство дает какие-то деньги на реставрацию), заставят Московскую патриархию, епархии, приходы и монастыри еще серьезнее задуматься над тем, как себя прокормить, как привлечь прихожан, а не только жить за счет средств богатых и не очень богатых спонсоров. С другой — придется так или иначе налаживать отношения с интеллигенцией, прежде всего с хранителями музейных ценностей и с представителями СМИ, освещающими конфликты, в которых православные священнослужители часто играют неблаговидную роль. Журналисты и искусствоведы, а с ними и общество в целом будут пристально следить за тем, что происходит в монастырях и храмах, с их стенами и фундаментами, с иконами и иными древностями.

В современном обществе храмам не выжить без привлечения прихожан к социальной, культурной, образовательной работе. РПЦ не может жить в состоянии постоянного скрытого, а иногда и открытого конфликта с обществом, поскольку в этом случае она вряд ли будет в состоянии исполнять роль гармонизирующего и объединяющего начала, а коли так, власть очень быстро потеряет к ней интерес, а у интеллигенции пропадет всякая тяга к духовной культуре. Все эти опасности требуют от РПЦ изменений и открытого диалога с гражданским обществом. Московская патриархия в лице патриарха Кирилла ищет пути выхода из нынешних и будущих кризисов, когда общество и чиновники уже не так радужно будут реагировать на требования «церковников». И если в аппарате патриархии периодически слышны резкие высказывания в адрес «врагов» Церкви, то на местах православие уже начинает перестраиваться. Воплощение в жизнь закона о реституции, безусловно, ускорит этот процесс. Во многих случаях РПЦ наверняка придет к пониманию того, что совместное использование ценностей в демократическом поле часто лучше, чем абсолютная собственность.

Правозащитное сообщество, многие представители либеральной интеллигенции часто не готовы воспринимать Церковь объективно и смотрят на нее сквозь призму антиклерикальной идеологии (в том числе жесткой светскости всех сфер жизни). Церковь сама часто создает себе пугающий образ, который приводит к скандалам и конфликтам, пикетам против действий РПЦ, к примеру, в Калининграде, Челябинске или Екатеринбурге. Но по существу все эти скандалы ломают монолитный образ РПЦ, будят гражданские силы, вступающие в конфликт как на той, так и на другой стороне. РПЦ оказывается в ситуации, когда она не в силах предугадать результат, когда поддержка власти может быть, а может и не быть, а граждане не очень слушают грозные речи о построении Святой Руси в отдельно взятом регионе. Если РПЦ не в силах модернизироваться сама, то ничто так радикально не изменит Церковь, как скандалы вокруг собственности.

Кроме того, теперь, когда есть четко прописанный закон, гораздо труднее будет передавать собственность просто «по телефонному звонку», как это не раз бывало до сих пор. Решение насчет передачи Новодевичьего монастыря было принято после встречи премьер-министра Владимира Путина и патриарха Кирилла, а руководство музея узнало о том, что его выселяют, из СМИ. Сотрудники Рязанского кремля также узнали о ликвидации музея постфактум. Масса имущества отдана Церкви властями на местах. Закон должен сделать ситуацию более прозрачной. Труднее будет идти напролом в обход мнения музейщиков и общества в целом.

Конечно, у закона немало недостатков. Само понятие «имущество религиозного назначения» (ст.2 ч.1) трактуется очень широко. С одной стороны, речь вроде бы идет о недвижимом имуществе, с другой — «предметы внутреннего убранства», находящиеся внутри зданий, передаются вместе с ним. Сохранность памятников культуры и иных ценностей гарантирована статьей 5-й закона (ч.1): передача имущества осуществляется «в соответствии с определенными законодательством Российской Федерации требованиями в области сохранения, использования, популяризации и государственной охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации. При передаче такого объекта культурного наследия в собственность или безвозмездное пользование религиозная организация принимает на себя обязательства по сохранению такого объекта, включая требования к его содержанию, условиям доступа к нему граждан, порядку и срокам проведения реставрационных, ремонтных и других работ по его сохранению, а также иные требования, которые обеспечивают его сохранность, и являются ограничениями (обременениями) права собственности на данный объект (права пользования данным объектом), и указываются в оформляемом в установленном порядке охранном обязательстве собственника данного объекта или пользователя данным объектом».

Именно на этот пункт ссылаются сторонники закона, когда говорят, что никакого беспокойства по поводу сохранности памятников культуры теперь быть не может. По крайней мере, к Церкви будут предъявляться те же требования, что и ко всем. Она должна будет заключать соответствующие охранные договоры, где будут прописаны определенные нормы, и с Церкви будут требовать их соблюдения. Однако никаких санкций за недобросовестное владение имуществом закон не вводит, и даже во время обсуждения этот разговор никто всерьез не заводил. Это означает только одно: по законодательству РФ санкции применять можно, но в их применение по отношению к РПЦ никто не верит.

Первая часть 5-й статьи закона заканчивается весьма спорным утверждением, что имущество «передается в собственность только централизованным религиозным организациям». Многие эксперты, прежде всего один из известных специалистов по государственно-конфессиональным отношениям и праву профессор Михаил Шахов, еще на сентябрьских слушаниях в Думе предупреждали: проект закона писался под структуру Московской патриархии, а, к примеру, у староверческих объединений беспоповцев-федосеевцев нет централизованной организации, а есть отдельные общины. То же самое может касаться целого ряда самостоятельных мусульманских и буддистских организаций (у иудаистов и протестантов есть свои зонтичные централизованные объединения, в которые входит почти весь массив общин). Этот пункт — явная недоработка закона, хотя, казалось бы, призван гарантировать сохранность памятника культуры. Но кто сказал, что централизованная структура всегда лучше содержит памятники, чем община, для которой этот памятник является главной святыней?

Однако в общем и целом текст закона строен и хорошо продуман, он дает простор для общественного контроля, реагирования специалистов, экспертизы, поскольку все документы — от заявления религиозной организации до плана передачи, плана мероприятий и решений уполномоченного органа — должны быть вывешены в сети Интернет (статья 11). Передать какой-либо объект тайно теперь будет намного тяжелее, чем раньше. Любой гражданин или организация (другое религиозное объединение) могут обратиться в суд (ст. 9 ч.2) или с жалобой на нарушение своих прав в процессе передачи имущества, другая церковь может обратиться с альтернативным заявлением о правах на имущество, а власти обязаны создать согласительную комиссию. Представить себе, что все члены комиссии будут на стороне РПЦ можно, но это ведь тоже испытание для их репутации.

Так или иначе, положения закона делают процедуру передачи не только понятной, но чрезвычайно прозрачной и гласной. Так что во многом от самого общества зависит: научит ли реализация закона о передаче имущества Московскую патриархию как крупнейший в стране гражданский институт и самих граждан жить в условиях демократии.

Роман Лункин

Источник: http://www.ej.ru/?a=note&id=10602