Мнение. Пастор Андрей Онищенко. Русская православная церковь и проблема прозелитизма

Прозелити́зм (от прозелит, из лат. proselytus «обращённый», от греч. προσήλυτος «обращённый, нашедший своё место»): стремление распространить свою веру, обратить других в свою веру, стремление к повсеместному установлению поддерживаемой религии. В современном российском обществе обычно о прозелитизме вспоминают, когда речь идет о деятельности Русской Православной Церкви Московского патриархата. Именно благодаря Московской патриархии прозелитизм понимают как обращение любого россиянина в какую-либо веру, отличную от учения Русской Православной Церкви. В соответствии с духом и буквой православной сотериологии, каждый, проживающий на так называемой канонической территории Русской Православной Церкви Московского патриархата, рассматривается иерархами как потенциальный православный, независимо от его личных убеждений.

    Термин «каноническая территория» не имеет никакого отношения ни к светскому праву, ни к области политики. «Каноническая территория» — принятое в Русской Православной Церкви понятие, закрепляющее определенную территорию за определенной православной общиной, где всякая религиозная деятельность иных общин воспринимается именно как недружественный прозелитизм. Этот термин возник относительно недавно, после распада СССР, однако православные богословы  утверждают, что понимание канонической территории берет своё начало с апостольских времен первой церкви, обосновывая свою позицию словами апостола Павла: «Притом я старался благовествовать не там, где [уже] было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании,»  (Библия, послание Римлянам 15:20) и апостольскими канонами, которые запрещают епископу епископствовать (рукополагать и принимать отлученного) вне своей епархии. Церковные иерархи считают, что современные епископы являются преемниками апостолов. Между тем католики вообще отрицают понятие канонической территории, также ссылаясь на Библейский текст. В частности, архиепископ Тадеуш Кондрусевич, митрополит четырех римско-католических епархий в Российской Федерации, глава Минско–Могилевской архиепархии и действующий член Совета по взаимодействию с религиозными организациями при Президенте Российской Федерации, говорит: «В католической церкви нет такого понятия - каноническая территория одной или другой церкви, и Христос не разделил мир на сферы влияния. Христос говорил: «Идите и научите все народы» (Библия, Евангелие от Матфея 28:18). Я могу согласиться с этим термином может быть только в том смысле, если граница канонической территории проходит по сердцу человека».

    Так или иначе, для обывателя словосочетания «каноническая территория», или «каноническое пространство», благодаря СМИ стало привычным именно с начала 1990-х. Тогда «каноническое пространство» РПЦ разделило участь всего постсоветского пространства — распад и внутренняя дезинтеграция, которой по мере сил пытались противостоять высшие церковные структуры. Именно тогда, как нельзя кстати, пригодился этот термин. Во «вторжении» в свое каноническое пространство РПЦ обвинила зарубежную церковь, в первую очередь католическую, которая начала интенсивно открывать в России свои приходы, а позже и епархии.

    Государство также нуждалось в сохранении территориальной целостности и единстве своего народа. Интерес государства ко всем возможным формам защиты территориальной целостности страны стал во многом определяющем в жизни всего общества — вопрос защиты своей территории стал вопросом национальной независимости и национального самоуважения. Православная Церковь Московского патриархата, как единственный приемлемый для государства кандидат на опустевшую после разочарования в коммунистических идеалах ветвь идейной, духовной власти, подошла как нельзя кстати. В критическое для себя время государство вспомнило, что православие – это сердцевина национального самосознания и хранитель патриотизма. Всё совпало – взаимовыгодное сотрудничество ищет и государство, которое нуждается в идейной составляющей, способной Россию сделать единой и РПЦ, желающая вернуть себе утраченные позиции духовной власти на канонической для себя территории. Именно этот негласный союз государства и церкви определил оформление автокефальной церкви как определенную геополитическую единицу и породил «каноническую территорию» РПЦ в защищаемом сегодня ею и государством виде — одна Православная церковь на всем постсоветском пространстве. «Мы говорим о необходимости расширения присутствия Православия в обществе для пользы государства и всего общества», - подчеркивал патриарх Алексий II. [1]

    При этом каноническая территория Русской православной церкви, будучи самой обширной среди канонических территорий поместных православных церквей, отличается крайней нестабильностью и по своему составу, и по своей структуре. На протяжении тысячелетней истории русского православия эта территория подвергалась многочисленным изменениям, очередной этап которых пришелся на последнее десятилетие. Поэтому по-прежнему вопросы территориальной целостности остаются для РПЦ актуальными, тем более что тенденция на расширение канонической территории Русской церкви, наблюдавшаяся в течение XVII—XIX веков, в ХХ веке, не смотря на все усилия, сменилась на тенденцию сокращения. В 1920-х годах Константинополь  подчинил себе значительную часть бывшей канонической территории Русской православной церкви — Финляндию и русские приходы в Западной Европе. В неканонических действиях на «канонической территории» РПЦ была уличена Румынская патриархия, открывшая в Молдавии свою Бессарабскую митрополию. Константинопольский патриархат также принял в свою юрисдикцию Эстонскую апостольскую церковь, которая немедленно получила у эстонских властей статус «наибольшего благоприятствования». На территории Украины возникли взаимные канонические претензии – УПЦ Московского Патриархата, УПЦ Киевского патриархата, «автокефалисты», греко-католики, – каждая церковь предъявила свои претензии на совесть украинского народа. Сегодня в Латвии заметно стремление, поддерживаемое некоторыми клириками и мирянами к возрождению Латвийской православной церкви, существовавшей независимой от Московского Патриархата в период с I-ой до II-ой Мировых войн.

    Кроме того, говоря о канонических притязаниях Русской Православной Церкви Московского Патриархата, следует отметить, что наряду с ней в России действуют около тридцати не подчиняющихся ей независимых православных структур. Такие, как например, Российская православная автономная церковь, Истинно православная церковь, Истинно православные христиане-молчальники, православная церковь Божьей Матери Державная и другие, в том числе и более 10 различных старообрядческих православных церквей, толков и согласий.[2] Альтернативное православие включает церкви, общины и группы, которые по разным причинам – догматическим, церковно-каноническим, социальным, социально-политическим и дисциплинарным не находятся под юрисдикцией каких-либо автокефальных поместных церквей и не имеют РЦ МП евхаристического общения, но которые, в свою очередь также рассматривают территорию своей деятельности как каноническую для себя.

    Что же мы имеем в виду, когда говорим о таком понятии, как «каноническое»? Каноническое — это то, что, во-первых, имеет отношение к священным канонам Церкви, а во-вторых, устроено в соответствии с ними. Наиболее распространенное в обществе представление о канонах приписывает им значение церковных законов, неких элементов церковного права. Соответственно «канонической территорией» РПЦ обыватель, у которого на слуху благодаря СМИ этот часто повторяющийся термин, представляет себе территорию, которая оформлена законодательным образом, конституирована в церковном праве и вторжение на которую другого субъекта церковного права рассматривается аналогично с вторжением одного субъекта международного права на территорию другого, т. е. как агрессия. Именно таким образом, большинство граждан нашей страны трактуют межконфессиональные отношения как своеобразную проекцию отношений межгосударственных. Но в том-то и дело, что такое толкование к межконфессиональным отношениям совершенно неприменимо — каноны не являются законами, совокупность канонов не является «правом», а «каноническая территория» ни в коем случае не может быть уподоблена территории государства.

    Почему же в обществе превалирует подобная парадигма? Как мы уже отмечали, она удобна как церковным властям РПЦ, так и власти государственной, и воплощение этой парадигмы в конкретные действия церковью и государством происходит незамедлительно, как только возникает необходимость. Например, Римско-католическая церковь приняла 11 февраля 2002 года решение о преобразовании временных «апостольских администратур», возглавляемых епископами, в постоянные епархии (существование которых требуется по канонам от любой христианской церкви). РПЦ отреагировала немедленно, осудив действия Ватикана как «вторжение на каноническую территорию Русской православной церкви». К защите канонического пространства РПЦ мгновенно присоединилась и государственная власть — уже на следующий день, 12 февраля МИД РФ порекомендовал католикам воздержаться от учреждения епархий, а в апреле были лишены многократных российских виз два видных католических деятеля, работающих в России, — сперва о. Стефан Каприо, настоятель прихода во Владимире, а затем глава одной из новоучрежденных епархий, Восточносибирской, епископ Ежи Мазур. Каноническая граница РПЦ при помощи государственной власти оказалась «на замке», а русские католики ощутили себя, по словам архиепископа Тадеуша Кондрусевича, «живущими в условиях войны».

    При этом «каноническое пространство» в своей идее не имеет никакого отношения к географии. Это не значит, что географические, геополитические и геоэкономические факторы не оказывали на него влияния, но само по себе это пространство совершенно не «географично». Каноническое пространство— это в первую очередь пространство власти. О какой власти идет речь? Прежде всего о власти сакраментальной, власти совершать священнодействия, затем о власти иерархически дисциплинарной — власти «епископское творити», то есть совершать священнодействия для церковного народа, возводить в священный сан, давать указания и наставления, налагать взыскания и т.п. Существуют территории, на которых носитель церковной власти может осуществить всю полноту своих властных полномочий, а есть те, на которых эта власть полностью утрачивается и все совершенное, по канонической терминологии, считается «ничтожным».

    Другими словами «каноническая территория» — это территория, на которой субъект церковной власти обладает всей полнотой принадлежащих ему полномочий и может беспрепятственно осуществлять их и на которой полномочия любого другого субъекта церковной власти недействительны и их использование вменяется ни во что и перед людьми, и перед Богом.

    Субъектом церковной власти является епископ — обладатель высшей степени священства, полновластный глава той или иной христианской общины. Полноценное (кафолическое) бытие той или иной местной православной церкви связано с наличием епископа и с повиновением ему, а неповиновение и отлучение от церкви, произнесенное епископом, — это фактическое прекращение бытия человека в качестве христианина.

    Необходимо различать внутреннюю и внешнюю границы «канонического пространства» Церкви. Внутренняя граница проходит между территориями, находящимися в юрисдикции разных субъектов церковной власти — епископов, митрополитов, патриархов, поместных церквей и их соборов. Именно эта граница разделяет территорию, на которой субъект церковной власти полновластен, от той, на которой он полностью или частично лишается церковных властных полномочий. Передел этих внутренних границ всегда чрезвычайно конфликтогенен — конфликты епископов и митрополитов за власть над той или иной территорией, конфликты между патриархатами о подведомственности церковных областей составляют постоянный фон церковной истории со времен очень древних. Нелишним будет напомнить о том факте, что Великий раскол между Римской церковью и восточными церквами был порожден во многом спорами о границах юрисдикции на Балканах.

    Внешняя граница отделяет тех, кто подчинен какой-либо канонической церковной власти, от тех, кто ей не подчинен, тех, кто является объектом церковной власти, и тех, кто им не является. Это граница между членами церкви и нехристианами или же раскольниками и еретиками (то есть теми, кто отделился от Церкви и вышел из-под церковной власти по причинам несогласия в вероучении или же с теми или иными аспектами церковной политики). Для древней церкви граница была предельно четкой: это «православные», с одной стороны, и «иноверцы», «еретики», раскольники, которые, безусловно, вне Церкви, — с другой, и какие либо отношения с ними может идти только при их возвращении в лоно Церкви.

    В новое время внешняя каноническая граница стала размываться. Сперва в православной терминологии появилось название «инославный». Современная позиция РПЦ в отношении «инославия» (применительно к католикам и некоторым протестантам, которые безусловно далеки от православия, но с которыми РПЦ открыто вести диалог) сформулирована в официальном документе РПЦ МП: «Важнейшей целью отношений Православной Церкви с инославием является восстановление богозаповеданного единства христиан (Библия, Евангелие от Иоанна, гл. 17, ст. 21), которое входит в Божественный замысел и принадлежит к самой сути христианства. Это задача первостепенной важности для Православной Церкви на всех уровнях ее бытия».[3]

     Еще более запутанным стал вопрос в ХХ веке в связи с вхождением в силу у большинства христианских церквей доктрины экуменизма, отрицающей абсолютность межконфессиональных перегородок между разделенными конфессиями даже при несогласии между ними в вопросах веры. В рамках экуменического движения православные, католики и некоторые протестантские церкви признали друг друга «церквами-сестрами», пребывание в которых также признается спасительным. Тем самым внешняя каноническая граница между ними становится всё более и более виртуальной.

    Все сказанное выше позволяет нам проинтерпретировать смысл той проблемы, которая привлекла к себе такое пристальное общественное внимание – так называемой проблемы «прозелитизма»

    Каноническая идеология Ватикана понятна и прозрачна — это папизм, ничуть не изменившийся в своих основных принципах за столетия своей истории. Католики не видят и не хотят видеть никаких «канонических территорий», любая территория доступна для непосредственной церковной власти Папы. При этом каноническая граница между православием и католичеством интерпретируется как внешняя и, таким образом, не налагающая запрета на создание «параллельных» юрисдикций.

    Идеология РПЦ сложнее. Во главу своей жизнедеятельности, Московский патриархат ставит защиту сформировавшееся в советский период национальное автокефальное пространство, подвергающееся в последнее десятилетие, как он считает, систематическим атакам. РПЦ видит угрозы не только со стороны Ватикана, но и со стороны  куда более близких для себя соперников — всевозможные протестантские деноминации. При этом РПЦ рассматривает конфликт с Ватиканом как конфликт внутри своего канонического пространства, что сразу налагает на Ватикан определенные обязательства: Московский патриархат указывает на то, что РПЦ не миссионерствует (то есть не проповедует православие) в Западной Европе, а значит, Ватикан не должен делать того же в России. От представителей других христианских конфессий РПЦ ожидает признание России культурно-традиционной канонической территорией православия, а католичество и некоторые протестантские движения готово допускать в виде отдельных вкраплений диаспор, как представителей других культурных традиций. Фактически РПЦ провозглашает идеологию культурного традиционализма, ставшую в вероисповедной политике России при помощи государства почти официальной.

    Однако уже ХХ век уже дал немало примеров, когда внутренние канонические границы оказываются не границами между территориальными образованиями, а границами между этнокультурными сообществами, придерживающимися разных «духовных традиций» в одном государстве - пример той же Русской Православной Церкви за границей, которая возникла в 1920-е годы как русская православная эмигрантская церковная организация, вышедшая из административного подчинения Московскому Патриархату вследствие революции 1917 года в России и гражданской войны и которая объединяла ряд епископов Православной Российской Церкви, оказавшихся в изгнании и эмиграции, которые не пожелали подчиниться Декларации митрополита Сергия (Страгородского) от 29 июля 1927.

    Век же XXI, когда мы в нашей стране провозглашаем и строим гражданское общество, провозглашая согласно Конституции принцип светскости государства и отделения религиозных объединений от государства, а также равенства всех религий перед законом, диктует нам совершенно иные реалии. Когда мы говорим о свободе совести и религиозной толерантности, без которой сегодня общество подвергается реальной угрозе самоистребления, мы продвигаем в общество идею о том, что каждый человек имеет право быть неправым с точки зрения другого человека. Мы должны понимать, что толерантность невозможно утвердить лишь нормами закона, это скорее нравственный принцип. Он предполагает, что человек может свободно присоединиться к тому или иному религиозному движению не потому, что вера и доктрины этого движения истинны, а потому, что у человека есть право быть неправым с точки зрения людей иных исповеданий.

   Стремление православия к монополии в духовной сфере понятно, так как оно соответствует и духу и букве православной сотериологии, но эта монополия и даже стремление к ней не станет толчком к развитию нравственности и духовности в обществе, а, напротив, будет способствовать возрастанию межрелигиозной розни и вражды. Поэтому сегодня в нашей стране свобода совести должна рассматриваться значительно шире, чем только правовое понятие. Свобода совести должна стать высшей ценностью для каждого человека, поскольку затрагивает самые глубокие ценности его бытия, она должна стать фундаментальным основанием для формирования цивилизованного российского общества. При таком подходе проблема прозелитизма теряет свою актуальность, оказывается совершенно надуманной, потому что противоречит реалиям сегодняшнего дня. Конечно же, если только она не будет искусственно поддерживаться Русской Православной Церковью и государственным аппаратом, использующим её для своих интересов.