Паника и оскорбления. РПЦ и обсуждение проблемы передачи церкви "религиозного имущества"

Обсуждение проблемы передачи церкви "религиозного имущества", как именуются в известном законопроекте памятники истории и культуры, являющие собой культурное достояние народов России, выходит на новый этап. Слушания, состоявшиеся 17 мая 2010 года в Общественной палате, не принесли их организаторам и участникам каких-то особых сюрпризов хотя бы потому, что россиян, понимающих, что значит для страны ее культурное наследие сегодня становится все больше. Поэтому и острота выступлений, и горячая реакция на многие из них присутствующих были вполне ожидаемыми. Тем более, что за круглым столом зала слушаний ОП, одновременно оказались наиболее компетентные музейщики – искусствоведы, реставраторы, специалисты в области истории и права, члены Общественной палаты и депутаты Государственной думы, представители религиозных организаций.

Об обстоятельствах обсуждения законопроекта, созданного по инициативе РПЦ, широкая общественность информирована СМИ не так всесторонне, как хотелось бы. Рост общественного интереса к проблеме объясняется скорее всего самим объектом обсуждений – культурным наследием и, в какой-то степени, небывалой энергичностью, с которой добивается распоряжения им крупнейшая религиозная организация страны. В процессе слушаний представители РПЦ жестко подтвердили свою позицию, которая заключается в необходимости срочно принимать предложенный законопроект и продолжать передачу памятников истории и культуры церкви уже на законных основаниях. Их оппоненты – специалисты и представители общественности, подвергли серьезным сомнениям как сам законопроект, так и целесообразность его создания, потому что регламент обращения с ценностями и без того регулирует действующее законодательство.

Открывшее дискуссию выступление юриста Московской патриархии монахини Ксении (Чернеги) кроме такого "дежурного" толкования конституционного принципа светскости государства, где отделение власти от религии означает необходимость сотрудничества власти и религиозных организаций, содержало интересный сюрприз. Во всяком случае, присутствующие были шокированы тем, когда она сообщила о принятии 8 мая Федерального закона о совершенствовании правового положения государственных и муниципальных учреждений. По ее словам "закон предусматривает обязательное прекращение права оперативного пользования бюджетных учреждений, включая государственные музеи, в случае передачи объектов культурного наследия, находящихся в оперативном управлении музея, в безвозмездное пользование религиозных организаций. Таким образом, практика совместного использования тех объектов культурного наследия, которые расположены на территории музеев и переданы в безвозмездное пользование религиозных организаций, будет изменена. Право оперативного управления музеев на такие объекты подлежит прекращению, согласно новому закону. Надо сказать, что и наш законопроект эти нормы предусматривает. Но президентский закон опередил наш законопроект". По сообщению Чернеги, закон должен вступить в силу с 1 октября текущего года, что полностью перечеркнуло прозвучавшие ранее заверения о том, что церковь вовсе не претендует на исключительной право использовать достояние народа, надеясь получить его лишь в безвозмездное и бессрочное пользование.

После такого заявления монахиня спешно покинула обсуждения, а присутствующие вынесли из него лишь то, что, якобы, втихаря введено еще какое-то законное новшество, призванное осложнить, в том числе, и судьбу культурного наследия. Лишь спустя несколько часов удастся выяснить, что заявление Чернеги было чистым и бессмысленным блефом, так как названный закон не предусматривает ничего, что могло бы указывать на упомянутые ею изменения. Впрочем, вполне вероятно, что немотивированная кривда монахини была не расчетом заставить поволноваться всю эту мешающую клерикальному переделу собственности интеллигенцию, а результатом банальной паники среди самих церковных функционеров, почуявших, что общество начало понимать, чего его намереваются лишить.

Во всяком случае, лишь такой паникой можно было объяснить и состоявшийся через несколько минут демарш протоиерея Всеволода Чаплина, вызвавший у журналистов и приглашенных чиновников чувство недоумения. После яркого, вскрывшего сущность абсурдной идеи с проектом выступления профессора кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета МГУ Елены Лукьяновой, церковный чиновник без каких-либо видимых причин наговорил оскорбительных слов в адрес Общественной палаты. Обвинив ее в кознях в адрес церковных сторонников законопроекта, священнослужитель заявил, что уходит с обсуждения, так как организовано оно "манипулятивно" и "сюда приглашены люди, чью точку зрения не разделяет общество" и ему тут "нечего делать".

Прежде чем уйти, священнослужитель успел предъявить "претензии" и по поводу того, что со стороны церкви в обсуждении оказалось меньше участников, чем представителей светского общества. Однако, проводивший встречу председатель Комиссии ОП по сохранению и развитию отечественной культуры Василий Бычков напомнил Чаплину о том, сколько встреч было у организаторов с представителями РПЦ в процессе подготовки, и сколько напоминаний делалось им о расширении числа участников слушаний с церковной стороны. Однако, религиозная организация сочла для себя удобным ограничиться теми, кто пришел, так к кому же могут быть претензии?

Предполагать, что ограниченный самой РПЦ список участников слушаний с ее стороны был вполне продуманным, тоже есть основания. На сей раз от Московской патриархии присутствовали лишь те, кто и без всяких слушаний были в курсе всех тонкостей процесса изъятия ценностей из музеев – то есть, руководители церковных организаций, которым памятники уже переданы, монахиня Чернега и сам Чаплин. Так, стоило ли посвящать в реальное положение дел каких-то "посторонних", если даже закаленному в дискуссиях о. Всеволоду не захотелось сидеть за столом в качестве живого олицетворения религиозной организации, претензии которой обсуждались?

Если бы не столь серьезный предмет обсуждения, то ситуацию можно было счесть даже комичной, вполне в духе ролика "Ералаша" советских времен, когда пара озорников, затеявших некую историю, почуяв, что их роль в ней сейчас станет ясной всем, находят любой предлог, дабы сбежать. Оставляя, кстати, втянутых в эту истории своих сторонников, которые - все равно никуда не деться, участвовали в обсуждении до конца и, похоже, не открыли для себя в его процессе чего-то нового.

А нового было поведано немало. В частности, для журналистов, которые по-разному – от аплодисментов до потрясенного выдоха, но неизменно горячо реагировали на многие высказывания специалистов. Благо, и аплодировать и"выдыхать" было от чего.

В выступлении члена Президиума Федерального научно-методического совета по сохранению наследия МК РФ, доктора искусствоведения, профессора Андрея Баталова подчеркивалось, что одним из принципиальных отличий Нового времени от Средневековья является способность людей признавать "ценности подлинных памятников прошлого, их неповторимость и невоспроизводимость всей суммы заложенной в них информации". То есть, тем и отличается просвещенный развитой человек от варвара, что ценит и бережет артефакты наследия своей культуры, а не разжигает костер из стульев, к примеру, Екатерининской эпохи или не сидит на них в ресторане. "Принцип сохранения ветхих богослужебных предметов и икон был выработан еще в 19 веке, - говорил Баталов. - В отличие от Средневековья, Новое время видело в святынях не только объекты для поклонения, но их историческую значимость, а потому стремилось их систематизировать, поместить в определенный исторический контекст". Заявленное в проекте закона выведение памятников из музейного хранения и передача в эксплуатацию по первоначальному назначению могло быть результатом непонимания его авторами того, что это признак культурной деградации. "Составители закона, сознательно, или неосознанно поставили под сомнение статус исторических памятников для всех произведений так называемого религиозного предназначения, а по сути всего средневекового искусства", - предположил профессор.

По мнению Баталова, в процессе выступления которого демонстрировался видеоряд печальных результатов такой эксплуатации, идея законопроекта " отрицает общепринятые мировые гуманистические нормы, поскольку проводит в жизнь культурную сегрегацию по конфессиональному признаку. В то время как в настоящее время историческое наследие принадлежит всем народам России, независимо от их национальной и конфессиональной принадлежности, что соответствует укладу нашей страны, как светского и многонационального государства. В этой модели значительно больше человеческой справедливости, нежели та, к которой взывают авторы закона". Ведь, несмотря на то, что закон опирается, якобы, на возрождение религии, в его основе лежит тот самый деловой прагматизм, который признается сейчас наиболее серьезной опасностью для гуманистического развития цивилизации, приводя человечество к культурному коллапсу. В частности, к тотальному уничтожению исторических памятников, не только в нашей стране, но и в крупнейших городах мира.

Доктор искусствоведения, заведующий Отделом Государственного института искусствознания Минкульта РФ Лев Лифшиц, занимающийся изучением древнерусских памятников не одно десятилетие, привел веские доказательства того, что вся история борьбы за сохранение памятников, которая велась в России на протяжении почти трех веков, начиная с эпохи Петра I, продемонстрировала неспособность церкви самостоятельно обеспечить их сохранность. "Этому противоречит и сложившаяся богослужебная практика, и та эстетика «благолепия», которая внедрялась в сознание народа на протяжении 18 - начала 20 вв., продолжающая жить по сей день", - сделал вывод Лифшиц. Представители религиозной организации в своей практике не руководствуются законом о сохранении памятников, и "в стремлении к благолепию кустарными «реставрациями», перестройками и перепланировками разрушили не меньше памятников, чем советская власть за десятилетия своего существования, что с продолжается с нарастающими масштабами и темпами сегодня". Хранимые музеями ценностей религиозного назначения, являются объектами культуры общенациональной значимости, а возвращение к утилитарному использованию лишает нас перспективы сохранить их для будущих поколений. "Поэтому основным требованием является сохранение «status quo» для всех государственных музеев, в том числе и тех профильных архитектурно-художественных музеев, которые располагаются на территориях монастырей и храмов, - считает Лифшиц.

Представители РПЦ в ответ напомнили, что государство, в ведении которого сейчас находятся и объекты религиозного назначения, тоже не всегда справляются с их защитой. В пример был приведен храм Илии Пророка, где расположен Музей Востока, а внешнее и внутреннее убранство храма не сохранилось. Однако, директор Музея Востока Александр Седов, присутствовавший на слушаниях, подробно рассказал о том, сколько бесплодных усилий приложено музеем в течение ряда лет для получения здания, в которое можно было бы переехать, освободив храм. "Мы давно бы и с радостью освободили храм для церкви, но куда прикажете деваться уникальному музею?, - говорил он.

Наместник переданного РПЦ комплекса Ипатьевского монастыря и директор ныне церковного музея архимандрит Иоанн (Павлихин) достаточно резко, но имея на то основания превозносил приличные условия, в которых находятся экспонаты в его религиозном учреждении. Часть фондов былого музея оказалась во владении церковной организации, и не считая сгоревшего на территории памятника деревянного зодчества, в настоящее время цела. Но подобные случаи, как отметили присутствовавшие музейщики, единичны, и таких примеров наберется меньше десятка на всю страну. Однако типичны, как это ни прискорбно, примеры прямо противоположные. Массу которых приводили участники слушаний, иллюстрируя свои выступления материалами видеоряда, фактами, цифрами.

Поистине ужасающую ситуацию с отношением к святыням и памятникам истории и культуры в РПЦ обрисовало выступление профессора, завкафедрой реставрации Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Галины Клоковой. По ее мнению, нет сомнений, что "никто из служащих в церкви от настоятеля до уборщицы не хочет сознательно портить иконы, но делается для этого почти всё".

"Вспомните, как проводится уборка в храмах: воду, разлитую по полу; пыль и копоть от свечей и лампад на иконах и протирающую эти иконы влажной тряпкой служительницу. Вспомните иконы, стоящие на подоконниках, на батареях. Вспомните холодный и влажный поток воздуха из форточки, направленный прямо на икону. А может быть, вам привелось видеть икону, протёртую луковым соком, лампадным или подсолнечным маслом для яркости и блеска, или покрытую лаком для пола. Или ожоги, почему-то появившиеся на иконах," – говорила Клокова.

Реставрация в религиозной организации, по крайней мере в Москве, доверяется чаще всего разного рода художникам – профессиональным и дилетантам. И это хорошо, "если такой "реставратор" просто перепишет икону, не пытаясь её "промыть", а утраты просто закрасит", потому что тогда ее еще, быть может, удастся спасти, констатировала реставратор. Свое сообщение профессор иллюстрировала рядом слайдов, отображающих типичные признаки процесса разрушения икон в результате такого обращения.

Кроме того, по мнению Клоковой, памятникам в церкви грозит еще немало опасностей. Во-первых, это отсутствие учёта и охраны, где "хранители" часто просто не знают, что "хранят": "амбарные книги, которые есть в большинстве церквей, мало помогут в случае кражи. Туда, как правило, вписано лишь количество икон без точного указания названия, техники исполнения, размеров, индивидуальных признаков. Нет фотографий. Никакая милиция не будет искать украденную икону Богородицы, не зная о ней ничего кроме приблизительного названия".

За редким исключением, да и то, лишь в Москве и крупных городах, церкви фактически не охраняются. В лучшем случае, амбарный замок и собака на цепи, часто не бывает даже телефонов, а до милиции многие и многие километры отечественных дорог.

Квалифицированные специалисты хранители, работающие в церкви, редчайшее исключение даже для столицы. Но не оттого, что их нет - благо, таковых выпускает кроме других ВУЗов и ПСТГУ, а потому что они церкви не нужны, как и реставраторы. "О том, что уровень подготовки в нашем университете достаточно высок, свидетельствует тот факт, что наших выпускников охотно принимают на работу такие крупные музеи, как Музеи Московского Кремля, Музей-заповедник «Коломенское», ГТГ. И только в церкви они оказались ненужными. За 17 лет существования кафедры нами выпущены 52 специалиста. Из них в церкви работают семеро", - уточнила Галина Клокова.

По мнению профессора церковного ВУЗа, разговоры о немедленной передаче церкви памятников истории и культуры крайне преждевременны. "Только тогда, когда будет налажено грамотное хранение, грамотный учёт и профессиональная реставрация в действующих церквах и монастырях можно вернуться к проблеме передачи движимых памятников церковного искусства в церкви. Но это - долгий процесс", - считает она.

Примеры такого же ненадлежащего отношения религиозной организации к ценностям религиозного назначения привел и реставратор Владимир Сарабьянов, продемонстрировав иллюстрации. Наиболее показательными примерами были упоминание об испорченных копотью фресках Андрея Рублева во Владимире, изуродованном церковной отопительной системой иконостасе во Пскове, о сожжении некоего резного иконостаса лишь потому, что он чем-то не понравился церковному начальству.

О сути музеефикации – то есть, о следовании глобальной цивилизованной тенденции к сохранению памятников культуры, рассказала директор Государственного музея-заповедника "Московский Кремль" Елена Гагарина. В России этот процесс начался сравнительно поздно – лишь с середины 19 века, когда первыми объектами, важность сохранения которых была осознана, стали архитектурные ансамбли - городские крепости, сохранявшие историческое, культурное и художественное значение, а за ними и церковные и монастырские комплексы.

"Особое место среди них занимает Ростовский кремль, созданный как резиденция митрополита Ионы, - говорила Гагарина. - Есть все основания считать, что эти примеры представляли собой лишь первые звенья в системе аналогичных историко-архитектурных музеев, которые планировалось создать в России ещё в дореволюционное время и в которых музейная жизнь могла сосуществовать с богослужебной. Но после закрытия монастырей и храмов в крепостях и кремлях началась долгая борьба за их музеефикацию. По существу, это была единственная в условиях советской власти форма спасения и сохранения культурного наследия. Сегодня мы имеем все необходимые условия для возобновления такого сосуществования в использовании отдельными памятниками музея и церкви. Однако важно помнить, что только оперативное музейное управление позволяет профессионально и в должном объеме проводить комплексные мероприятия по поддержанию режима, необходимого для сохранения памятников архитектуры и монументальной живописи. Разрушение такой уже существующей и успешно действующей системы в случае выселения музеев из хранимых ими ансамблей и разделения их коллекций, представляется чрезвычайно опасным, а главное - совершенно ненужным и никак не мотивированным шагом".

Именно поэтому, по мнению представителей музейного сообщества, "абсолютно необходимо сохранение профильных музеев в тех объектах, где они давно и успешно функционируют, - сказала Гагарина. - Что касается использования этих объектов в богослужебных и иных церковных целях, должно определяться индивидуально, в зависимости от состояния конкретных памятников. И осуществляться на договорной основе с сохранением оперативного музейного управления, как это уже происходит во многих местах".

О том, как "происходит это во многих местах" мира, сообщила Исполнительный директор Российского комитета Международного совета музеев (ИКОМ России) Галина Андреева, которая на днях представляла Россию на Международной конференции «Религия и культура – нерушимая связь между народами» в Охриде (Македония). В своем выступлении, богато иллюстрированном слайдами и соответствующими документами, Андреева продемонстрировала образцы цивилизованного опыта хранения памятников истории и культуры в ряде стран разных регионов мира. Интересно, что внушаемая российскому обществу мысль о том, что наше древнее искусство не общенациональное, а сугубо церковное, в мировом опыте воспринимается, как абсурд. Более того, в более или менее развитых государствах развивается прямо противоположный процесс – а именно, музеефикация тех памятников, которые находились ранее в религиозных организациях – православных храмах и монастырях, в костелах и мечетях.

Увы, но в России, по мнению Андреевой, авторы идеи изъятия из музейного хранения памятников "подменяют концепцию культуры, как силы, объединяющей общество, на концепцию культуры, разделяющей общество по сугубо конфессиональному принципу. Разрабатывается новый закон, который значительно облегчил бы процесс передачи из музеев религиозным организациям имущества, имеющего религиозное назначение. Поэтому очевидно, что необходимо противодействовать этой опасной тенденции. В гигантской полиэтничной стране, где многоконфессиональное общество существует в светском государстве, музеи, наряду с государственным языком, выполняют важнейшую объединяющую роль. Музеи во всем мире - в числе наиболее активно посещаемых культурных институций. По данным за 2009 год Лувр посетило 8, 5 млн. человек, Британский музей - 5,6 млн., Эрмитаж - около 2, 5 млн.

По доступным данным в России, где сегодня активно возрождаются традиции разных религий, в первую очередь, православия, православные храмы регулярно посещают около 10 % населения, а музеи - 60 % (для справки: в 2009 г. общая численность страны составила - 141,9 млн. человек, число посетителей музеев - 77 млн. человек)".

"Общественный мир и согласие для России - не патетическая фраза, а выстраданная всей ее историей настоятельная необходимость, гарантия ее стабильного развития и процветания, - считает Андреева. - Роль взаимопонимания и единства культурных и религиозных институций в этом процессе трудно переоценить. Музейное сообщество России надеется, что возрождающиеся храмы и монастыри, мечети и синагоги, различные религиозные институты и организации получат всемерную поддержку и развитие без ущерба для неделимого, неотчуждаемого, уникального музейного фонда страны, гуманитарной просветительской и исследовательской деятельности музеев на благо всего общества".

Слушания растянулись более, чем на два часа и выступавших на них оказалось весьма много, но более подробный анализ всех докладов и реплик требовал бы иного формата. Хотя, для получения впечатления о том, насколько серьезным и фактологичным было обсуждение проблемы, вероятно, достаточно и этих нескольких примеров. Присутствие на обсуждении деятелей культуры, государственных чиновников и депутатов было вполне официальным, так как проведение слушаний предполагает не окончательное решение вопроса, а всего лишь выражение общественного мнения. Поэтому, краткое выступление председателя Комитета Государственной Думы по культуре Григория Ивлева, в котором он выразил не меньшую озабоченность судьбой памятников, стало первым подтверждением того, что Общественной палате удалось вскрыть "нарыв недомолвок", окружавший до сих пор многие подробности проблемы. Резолюция слушаний, в которой кратко сформулирована позиция и рекомендации по данному вопросу Комиссии ОП по сохранению и развитию отечественной культуры предоставлена Комитету Госдумы по культуре. Председатель Комитета, Григорий Ивлев, заверил присутствующих в том, что высоко оценивает состоявшиеся слушаний и, сознавая особую важность проблемы сохранения памятников истории и культуры, гарантирует со стороны Комитета ГД максимально взвешенное и серьезное отношение к ее обсуждению.

ReligioPolis