31 Октября 2008
В России сложилась очевидная для всех ситуация, когда многие религиозные организации стремятся играть общественную роль, создавать ребцентры для нарко и алкозависимых, идут в детские дома и дома престарелых, в больницы и т.д., однако предпочтение часто оказывается какой-то одной конфессии или двум. Протестанты обижаются на православных, мусульмане на протестантов и православных, а государство то говорит о свободе совести, то поддерживает «традиционные» религии. Осенью этого года общественности был представлен законопроект «О взаимодействии органов государственной власти и органов местного самоуправления с религиозными организациями». Он был разработан Центром проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования при Отделении Общественных наук РАН и ставит перед собой конкретную практическую цель – упорядочить отношения религиозных организаций и органов власти различных уровней. Идея законопроекта была поддержана на Всероссийской научной конференции «Национальная идентичность России и демографический кризис», прошедшей в Российской академии наук в 2007 году. 28 октября состоялось обсуждение этого документа в Центре проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, после чего проект должен быть доработан.
Научным руководителем этого Центра является глава ОАО «РЖД» Владимир Якунин, а гендиректором Центра является С.С. Сулакшин. Владимир Якунин известен как православный политик и общественный деятель, устроитель форума «Диалог цивилизаций» и главный перевозчик благодатного огня из Иерусалима на Пасху. Что же подготовила команда якунинского Центра своему научному руководителю?
Авторы законопроекта (мы рассматриваем его первоначальный недоработанный вариант, разосланный экспертам) справедливо отмечают, что в России пока нет налаженной и понятной всем системы поддержки социально значимых проектов религиозных объединений. Кроме того, государство, которое заинтересовано в развитии социального служения различных НКО, в том числе и религиозных, часто ничего не предпринимает для того, чтобы помочь тем, кто уже работает в социальных учреждениях на добровольных началах, создал свой реабилитационный центр или же организовал кормление бомжей и т.п. Законопроект поднял проблему социального партнерства государства и церквей, наделения как централизованных, так и местных религиозных объединений статусом социального партнера для получения соответствующих грантов, налоговых льгот и даже государственных заказов в социальной сфере. Подобные механизмы взаимодействия власти и религии давно и успешно действуют во многих европейских странах – один из классических примеров - Германия, где многие церкви и иные объединения приобретают статус субъектов публичного права и получают поддержку со стороны государства. В большинстве государств центральные и местные власти в той или иной степени поддерживают социальную работу религиозных организаций в соответствии с четкими правилами и критериями, которые не противоречат демократическим нормам и не нарушают принципа равенства всех религиозных организаций перед лицом государства.
Вместе с тем, как следует из пояснительной записки к законопроекту, авторы, кажется, исходили совсем не из стремления сделать официально зарегистрированные религиозные организации России социальными партнерами государства и не основывали положения проекта на международном опыте, который был, по сути, проигнорирован. Пояснительная записка дает представление об идеологии законопроекта, главной задачей которого становится помощь «созидательным религиозным направлениям» с тем, чтобы сохранить «духовную и этнокультурную идентичность России». В основу идеи законопроекта положены, прежде всего, не принципы соблюдения свободы совести и равенства всех религий перед законом, а Концепция национальной безопасности РФ и Доктрина информационной безопасности РФ.
В пояснительной записке, как и в законопроекте, жестко обозначаются «созидательные религиозные направления», которые внесли свою лепту в истории и образ жизни России. Это «православное направление христианства (в законе указана Русская православная церковь Московского патриархата), ханафитский и шафиитский мазхабы суннитского ислама, шиитский ислам джафаритского толка, тарикаты кадирийя, накшбандийя и шазилийя; традиционные для российского буддизма – ламаизм (ваджраяна) школ Гелуг, Карма-кагью и Ньигма; ортодоксальная, консервативная, прогрессивная и хасидская ветви иудаизма. Они составляют духовную основу российского общества, формировавшуюся столетиями и давшую миру феномен русской цивилизации». В проекте закона отдается дань уважения и «старообрядческому православию». И в записке и в законопроекте подчеркивается, что этот закон о социальном партнерстве лишь раскроет в еще большей степени принцип отделения религиозных объединений от государства, который нельзя понимать, как запрет участвовать в «общественно значимых сферах».
Однако сам проект выделяет из 20 тысяч зарегистрированных российских религиозных объединений более половины из них, которые принадлежат к указанным направлениям. Другие – 6-7 тысяч религиозных организаций остаются вне действия этого законопроекта. В частности, поскольку по Конституции РФ Россия является светским государством, то государство в качестве социального партнера может в теории привлечь и православные церкви других юрисдикций, кроме Московского патриархата, официально существующие в России. Некорректно прописан в проекте и вопрос о старообрядческом православии – не понятно имеется ли в виду Белокриницкое согласие и можно ли к этому православию причислить староверов-беспоповцев, которые активно возрождают свои общины и относятся к числу исторически укорененных традиций.
Безусловно, авторы выходят за рамки правового поля, когда отказываются называть «созидательными» для России другие христианские традиции – католическую, лютеранскую, кальвинистскую, методистскую, Армию Спасения и т.д. Эти традиции, которые до революции 1917 года считались прибежищем иностранцев, сейчас являются церквями российских граждан. Традиции русского духовного христианства в России с XIX века продолжают баптисты, евангельские христиане и пятидесятники. Численность всех протестантских общин в России колеблется от 6 до 8 тысяч, так как сотни церквей и групп не проходят регистрации, а количество верующих приближается к 2 млн человек.
Что касается буддизма и ислама, то эти религиозные традиции распространены не только в национальных республиках, но и почти во всех регионах страны. Согласно этому проекту, какое-либо новое направление ислама или буддизма, деятельность которого не противоречит законодательству, никогда не сможет стать социальным партнером государства. В связи с этим проектом возникает вопрос о том, смогут ли стать социальными партнерами некоторые национальные традиции – языческие объединения в Мари-Эл, Якутии, Чувашии, у народов Крайнего Севера.
На основании существующего текста законопроекта он не помогает отделению религиозных объединений от государства, а лишь разделяет их. Преамбула законопроекта, как это видно из опыта практического применения преамбулы Закона о свободе совести 1997 года, будет прямым указанием для государственных служащих с кем можно, а с кем нельзя сотрудничать.
Учитывая вышесказанное не удивительно, что гл.1 ст.1 проекта, говорящая о целях закона, чрезвычайно расплывчата. В ней говорится о таких общих понятиях, как «укрепление семьи и правовых основ статуса личности» и предотвращении религиозной нетерпимости. В правовом смысле определение социального партнера в ст.2 проекта звучит также крайне размыто – это «религиозная организация, внесшая существенный позитивный вклад в становление и развитие духовной, социальной и культурной жизни народов Российской Федерации, создание и развитие российской государственности и с которой в интересах человека, семьи, общества и государства установлены отношения социального партнерства органами государственной власти и органами местного самоуправления». Как определить этот позитивный вклад в законопроекте не указано. В ст.4 п.2 специально подчеркивается, что ничто в этом законе не должно истолковываться в смысле ущемления права на свободу совести, но целый ряд статей проекта дает все основания для отказа многим религиозным организациям, которые захотели бы получить статус социального партнера. Был бы такой отказ нарушением их права на свободу совести? Ответ верующих очевиден.
Характеристики, которым должна соответствовать религиозная организация-социальный партнер, изложены в ст.6. Но ни один чиновник не сможет юридическим путем определить, может ли быть организация социальным партнером, поскольку эти критерии носят неправовой характер. Всего этих характеристик пять:
а) единство вероучения, священных писаний и их толкований, культового сакрального общения, внутренних установлений;
Авторы не указывают, как быть, если в рамках протестантского, исламского или буддистского объединения есть различие практик и толкований.
б) факт, свидетельствующий о существенном позитивном вкладе в: создание и построение российского государства; развитие гражданственности и патриотизма населения; укрепление семьи; формирование традиций, культуры, языка, духовно-нравственных ценностей государства и общества Российской Федерации;
Далее в проекте указывается необходимость предоставления в органы власти неких архивных документов, подтверждающих этот факт, и здесь каждый может дать простор своей фантазии.
в) отсутствие в вероучении, религиозной доктрине и в литературе, признанной религиозной организацией в качестве священной, положений, которые авторитетно толкуются на уровне вероучения как целенаправленно призывающие к насилию над личностью, направленных против жизни и здоровья человека, основ конституционного строя и безопасности государства;
г) соответствие структуры управления и органов управления внутренним установлениям, исторической и вероучительной достоверности и преемственности;
Авторы не учитывают, что «историческая и вероучительная достоверность и преемственность» у всех религиозных объединений различна, а иногда прерывиста и не составляет единой линии от возникновения до наших дней.
д) наличие и действенность внутреннего механизма контроля за сохранением основных положений вероучения и организационной целостности.
В последнем пункте, наверное, имеется в виду, что у религиозного объединения должна быть крепкая организация, но зачем государству, чтобы организация жестко контролировала основные положения вероучения, это не понятно.
В европейском законодательстве привилегии в социальном служении и налогообложении даются религиозным объединениям на основе более четких критериев – 10 лет существования, количества верующих не менее 0,1 % от населения, конкордатов с государством, исторически обоснованного признания (к примеру, на момент революции 1917 года в России было все-таки больше религиозных направлений, чем указано в преамбуле законопроекта). Как справедливо отмечают авторы проекта, в самом факте признания кого-то социальным партнером с привилегиями нет нарушения принципа свободы совести.
Принципиальным в рамках проекта (ст.7-10) является введение нового государственного органа – Централизованного совета по социальному партнерству при Правительстве РФ, а также подобных советов на региональных уровнях. Совет и должен заниматься государственной аккредитацией социальных партнеров, а также выдавать экспертные заключения по религиозным объединениям. Таким образом, совет частично берет на себя функции бывшего советского Совета по делам религий, частично существующей при Правительстве Комиссии по взаимодействию с религиозными объединениями и фактически полностью функции нынешнего Экспертного совета по религиоведческой экспертизе при Минюсте РФ. Проблема дублирования этих функций в проекте не прописана. Между тем, предложенный формат Централизованного совета мог бы стать приемлемым для всех способом осуществления продуманной государственной политики в религиозной сфере, которая подразумевает не контроль и надзор, а социальное партнерство.
Принципы, сферы и формы сотрудничества власти и религиозных объединений (ст.11-19) фактически дают неограниченный простор для деятельности религиозных организаций-социальных партнеров. В разделе, посвященном общим принципам, вводится новое словосочетание – «социальное предпочтение», «означающего содействие социально значимой позитивной деятельности религиозных организаций, внесших существенный позитивный вклад в становление и развитие духовной, социальной и культурной жизни народов Российской Федерации, создание и развитие российской государственности». Именно это понятие «социальное предпочтение» больше всего соответствует духу законопроекта, чем термин «социальное партнерство».
Органы власти могут помогать социальным партнерам разными путями. Фактически тем кто попадет в число таковых, будет открыт доступ к СМИ, к грантам, более того, их коснется реституция собственности, не доступная ныне всем остальным религиозным организациям. В ст.11 п.5 отмечается, что поддерживать социальных партнеров можно путем:
– предоставления грантов;
– предоставления льгот по уплате налогов, таможенных и иных сборов и платежей и других льгот;
– материально-техническое обеспечение и предоставление из средств бюджетов бюджетной системы Российской Федерации субсидий (включая полное или частичное освобождение от оплаты услуг, оказываемых государственными и муниципальными организациями, от платы за пользование государственным и муниципальным имуществом) по решению уполномоченных органов государственной власти и органов местного самоуправления;
– передача в собственность находившихся до 1917 года в собственности религиозных организаций зданий и сооружений религиозного назначения, находящихся в государственной или муниципальной собственности, на безвозмездной основе их правопреемникам;
– содействия в проведении конференций, семинаров, консультаций и других научно-просветительских и образовательных мероприятий, в том числе путем освещения мероприятий в государственных и муниципальных средствах массовой информации;
– в иных формах, установленных настоящим Федеральным законом.
В статье 12, посвященной сотрудничеству в сфере формирования моральных и нравственных ценностей, подчеркивается, что одно из направлений взаимодействия - «противодействие негативному влиянию религиозных объединений на формирование моральных, нравственных, семейных, общественных, гражданских и патриотических ценностей». Однако как одни религиозные объединения будут бороться с другими это не понятно. В ст.15, посвященной национальной безопасности, также указывается в качестве сферы сотрудничества «защита от внешних и внутренних угроз безопасности личности, семьи, общества и государства, возникающих по религиозным мотивам». Однако каждое религиозное объединение по-своему воспринимает угрозы религиозного характера, а поэтому стремление привлечь религии напрямую к борьбе с теми, кто «плохо влияет» а общество, приведет к новым конфликтам и фактам дискриминации (безусловно, это не касается борьбы с экстремизмом).
В статьях, посвященных взаимодействию с религиозными объединениями в вооруженных силах (ст.16). в сфере образования (ст.17), представительству в органах власти (ст.18), взаимодействию в сфере имущественных отношений (ст.19), бухучета и налогообложения (ст.20), а также использования объектов культурного значения (ст.21), авторы проекта пытаются упорядочить сферы сотрудничества религиозных объединений и власти. Во многом предложенные авторами законопроекта правила могли бы помочь снизить возникающее периодически напряжение и избежать межрелигиозных конфликтов, которые возникают в этих сферах, но только после соответствующей доработки законопроекта.
Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования при Отделении Общественных наук РАН – солидный мозговой центр, который трудно упрекнуть в политиканстве или игре на злобу дня. Широко известны такие разработки и издания Центра, как «Государственная экономическая политика России», «Политология транспорта», «Российская модернизация» и т.д. В представленном законопроекте также нашли свое отражение основные проблемы современной религиозной политики России и трудности конкретного диалога с религиозными лидерами на местах. Безусловно, Центр Владимира Якунина сделал первый шаг, за который его стоит поблагодарить, но на котором не стоит останавливаться.
Роман Лункин,
директор Института религии и права.