Монастырь. Скандал. Рублев

Под конец первой недели Великого поста стало известно о том, что патриарх Кирилл подал заявление в Росимущество о возвращении церкви старейшего в Москве Спасо-Андроникова монастыря. В стенах которого, на берегу Яузы, ныне расположен музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, и в чьей земле похоронен великий иконописец.

Фельетонист старой антиклерикальной школы наверняка ввернул бы здесь что-нибудь вроде «Их Святейшества оскоромились», имея ввиду, что аппетит на недвижимость явлен «непостный». Хотя патриаршее письмо наверняка было отправлено еще до заговенья.

Образованная общественность в пятницу была взбудоражена. Похоже, налицо очередной имущественный конфликт между светской и духовной… не столько даже властью, сколько частями общества.

У обеих — своя правда. Церковь по закону требует назад отобранную у нее советской властью собственность — церковные здания, предназначенные для богослужений и церковной жизни. Речь идет о легендарном монастыре, который многие хотели бы возродить — и это видится более чем естественным. За возрождение святой обители с 2011 года ратует общественное движение во главе с православным политиком, доцентом РАНХиГС, в прошлом вице-губернатором нескольких регионов Сергеем Карнауховым.

С другой стороны, директор музея Михаил Миндлин заметил, что для восстановления такой святой справедливости музей «надо будет выкинуть на улицу». Конечно, в прямом смысле так вопрос никто не ставит, и меньше всего — отцы церкви. Все же, конфликтов вокруг церковной недвижимости уже было немало. Фразу о том, что «невыносимо больно видеть, как церковь и музей воюют друг с другом», покойный философ Сергей Аверинцев произнес еще в начале 1990-х годов, в начале процесса церковной реституции.

Храмовые здания начали возвращать церкви, разумеется, задолго до принятия федерального закона № 327 от 30 ноября 2010 года «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». Но ФЗ-327 существенно упростил и ускорил процесс восстановления справедливости, а заодно и расширил границы возвращаемого.

«После 2010 года все музеи напряглись, — отметил в беседе с корреспондентом „Росбалта“ руководитель центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин. — И с 2011-12 года, когда были приняты подзаконные акты, началась передача. И протесты против нее. Сейчас нет войны, но подозрение осталось».

Последний же грандиозный конфликт — ни много ни мало, вокруг Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. Неравнодушная публика могла следить за более чем двухлетней эпопеей противостояния клерикалов и антиклерикалов Северной столицы, с митингами и контрмитингами.

В середине дня в пятницу пресс-секретарь патриарха священник Александр Волков заявил «Интерфаксу»: «Хочется надеяться, что эта ситуация не будет повторять историю с Исаакиевским собором, где со всех сторон был определенный „перегрев“. Здесь, я думаю, все будет в разумном, законном русле происходить, при взаимном уважении друг ко другу и к закону».

В общем, скорее да, чем нет: ситуация располагает к более-менее спокойному развитию событий. Побоищ с казачьими нагайками никто особенно не ждет. Но все-таки в интервью тому же «Интерфаксу» Сергей Карнаухов высказал мнение, что музею следует покинуть монастырские стены.

Фото Анатолия Трофимова, предоставлено «Свидетелями маятника Фуко»
Протест Исаакия обозначили в цифрах
«Весь выставочный комплекс музея скукожен внутри одного храма Михаила Архангела. Неужели у нас в Москве нет места для того, чтобы разместить экспозицию! Восемь тысяч единиц хранения за 70 лет ни разу не достали!» — сказал Карнаухов. И объяснил, куда переселяться — в расположенные рядом два здания усадьбы Хрящевых и дворец культуры «Серп и молот».

Но если Карнаухов охарактеризовал корпуса усадьбы Хрящевых как «огромные», то заместитель директора музея Светлана Липатова высказала иную оценку. «Усадьба Хрящевых — полностью руинированное, разрушенное здание, у которого даже крыши нет, — заметила она. — Помещения бывшей усадьбы небольшие и рассматривались как дополнение: нам нужны дополнительные выставочные площади. Про помещение ДК „Серп и молот“ пока не было речи. Это все на очень далекую перспективу».

На то, что линия церкви в данном случае пожестче, нежели в ситуации с Исаакиевским собором, также обратил внимание Роман Лункин. «В Петербурге это было намерение, высказанное кулуарно. И до сих пор официального обращения о передаче Исаакия церкви нет, — напомнил ученый. — А здесь поступило официальное обращение. Власти по закону должны начать процедуру. Есть некая степень недоверия со стороны самих музейщиков, которая не преодолена».

«Для музея это неудобное местоположение, — считает известный церковный и общественный деятель протодьякон Андрей Кураев. — Для него и в самом деле можно было бы подыскать другое здание, точнее говоря, построить заново, с нуля. С современными инженерными системами, охраной и сохранением произведений. Оно может быть стилизовано под древнерусскую архитектуру, как один из корпусов Третьяковской галереи. Но эта программа — надолго. Нужно, чтобы музей ясно понимал свою перспективу и был заказчиком, и даже инвестором из госбюджета, конечно».

И религиовед, и священнослужитель признают, что у обеих сторон есть что сказать друг другу. «Бывает, что музей, переданный церкви, разрушается или переводится в другое место и по сути теряет свое значение, или там плохо сохраняются ценности, — напомнил Роман Лункин. — Переезд в неисторическое здание сильно вредит и посещаемости, и статусу музея».

Фото Евгения Шабанова
Смольный «сдал» Исаакиевский собор
«Если и в самом деле это последнее место земного пребывания Андрея Рублева, то логично было бы, чтобы там были иконы, близкие к этому времени и к его кружку, — полагает Андрей Кураев. — Было бы нехорошо рублевские иконописи оттуда убирать».

По данному вопросу Лункин высказал еще более серьезное замечание. «Но что собирается музей перевозить в новое здание, если, скорее всего, церковь будет претендовать и на все или большинство церковных ценностей? — спросил ученый. — И постарается оставить себе все иконы и т. д.»

Однако религиовед напомнил и о другом. «Но с точки зрения православного верующего, некорректно ставить вопрос, что „сакральных ценностей вам и так достаточно“. Все иконы сакральны и должны быть вписаны в сакральное пространство церкви и монастыря, — подчеркнул Лункин. — Это один из древнейших монастырей в Москве (наряду с Высоко-Петровским). И здесь важно восстановление именно церковной культуры и присутствие, хотя бы частичное, монашеской жизни».

Правда, перспективы возрождения в этих старых белокаменных стенах святой обители, напоминающей о фильме «Андрей Рублев», у экспертов вызывают сомнения. «Большого наплыва монахов в России не наблюдается, — признает Лункин. — Огромные монастырские комплексы пустуют, и лишь некоторые монастыри могут похвалиться тем, что у них несколько десятков монахов. А это центр Москвы, да еще рядом с „Винзаводом“. И монашеской жизни в исконном понимании тут не может быть, скорее, монашество в миру, духовно-культурный центр».

Такое «монашество в миру» совсем не внушает доверия Андрею Кураеву. «Для того, чтобы возродился монастырь, нужны монахи. Нормальные, честные, а не те, которые ждут карьерного повышения. Где сейчас в Москве таких найти? — высказывает мнение протодьякон. — Человек, у которого есть призыв к монашескому укладу, как раз начинает уезжать из Москвы. Будут очередные чиновники-прислужники патриарха ждать своего повышения».

Леонид Смирнов