Церковные финансы. Преимущества православной экономики

Волна интереса к тому, как и сколько зарабатывает Русская православная церковь, поднялась неожиданно после того, как президент РФ Владимир Путин 28 ноября подписал поправки в закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», предусматривающие введение контроля над деятельностью религиозных организаций, финансируемых из-за рубежа. В большинстве публикаций в прессе утверждалось, что именно РПЦ освобождается ото всякой отчетности, хотя закон, безусловно, касается всех религиозных организаций.

В 1990-е годы РПЦ ничуть не меньше получала разного рода иностранной помощи (продуктами и в рамках грантов, в том числе помощи от католических и протестантских фондов), чем те церкви, которые у нас принято считать «западными» (например, баптистские или пятидесятнические). В настоящее время РПЦ является одним из центров европейского православия, наряду с подчиненными патриархии поместными церквями, приходами и епархиями в других частях света. Церковь также получает пожертвования и реализует социальные проекты, такие масштабные, как, например, оказание помощи беженцам с Украины летом 2015 года в Ростовской и Белгородской митрополиях при поддержке Ассоциации Билли Грэма (на что было потрачено до 500 тыс. долларов). В связи с этим теоретически требования строгой отчетности могут коснуться и Московской патриархии.

Теперь, согласно закону, религиозные организации, которые получают финансирование из-за рубежа, от иностранных и международных организаций, иностранцев и лиц без гражданства, должны представлять в Минюст РФ отчет о своей деятельности, персональном составе руководящих органов и иностранном финансировании. Также данный отчет необходимо ежегодно публиковать в Интернете или в СМИ.

Однако повод для проверки деятельности организации может быть найден неожиданно. Собственно, проверку без уведомления можно провести на основании любого обращения о «подозрительной» активности в какой-либо общине верующих. По закону основанием для проверки служит поступление в уполномоченный орган из госорганов и органов местного самоуправления информации о наличии в деятельности религиозной организации признаков экстремизма или терроризма; приказ главы Минюста или его территориального органа о проведении внеплановой проверки по поступившим в органы прокуратуры материалам и обращениям. Непонятно, зачем выделять именно иностранное финансирование, если религиозные организации и так подавали отчетность, а проверить можно любую общину и без этого.

Получается, что закон об отчетности за иностранное финансирование, как и многие другие поправки в Закон о свободе совести, принятые в 2015 году (о том, что религиозные группы должны уведомлять о своем существовании), имеет, прежде всего, идеологическое значение. Еще во время обсуждения закона в Общественной палате РФ предлагалось создать специальный реестр религиозных организаций, получающих деньги из-за рубежа, то есть конфессиональный аналог списка «иностранных агентов». И в случае выявления среди «нетрадиционных» религий такого рода получателей средств из-за рубежа, скорее всего, они сразу станут известны общественности.

Другая черта принятых поправок о религиозных группах и об иностранном финансировании – это широта их применения, возможность как применять их к кому-либо, так и не применять. Дело в том, что абсолютное большинство религиозных объединений, в отличие от светских НКО, уже давно не получают зарубежных грантов и, по крайней мере, крупных пожертвований. Все основные социальные, гуманитарные программы церкви делают через общественные фонды, которые создаются верующими или учреждаются самими церковными организациями. Так делают и православные, и мусульмане, и протестанты. В прямом получении иностранных средств можно, наверное, уличить лишь мормонов, Свидетелей Иеговы и саентологов. Но эти движения давно находятся под контролем властей и чрезвычайно строго следуют нормам закону в силу чего в России не было ни одного судебного процесса по поводу их финансовой нечистоплотности. Новые религиозные движения или какие-либо псевдоисламские группы, которые вызывают наибольший страх у органов безопасности и общественности, естественно, не будут ни регистрироваться, ни предоставлять отчетность.

Особенность российской ситуации состоит в том, что для власти оказывается легче иметь дело с «теневыми экономиками». В большинстве регионов России в последние 5 лет идет взрывной рост регистрации православных приходов – и за счет привлечения прихожан, и и строительства храмов, и создания новых епархий. Все остальные неправославные церкви и движения предпочитают не регистрироваться, учитывая возможный контроль со стороны различных органов и связанные с этим расходы. Теневое существование значительной части религиозных организаций создает удобное впечатление о главенстве «традиционной религии».

Однако же и сама Русская православная церковь действует в теневом поле – движение церковных средств можно назвать одной из крупных теневых экономик в России. Вместе с тем, не стоит демонизировать эту экономику, она живет и развивается по общим для нашей страны законам с некоторыми существенными отличиями.

Прежде всего, РПЦ ни перед кем не отчитывается, журналисты уже давно пытались найти сведения о финансовой отчетности Московской патриархии, которые должны быть опубликованы официально. Но в публичном пространстве таких сведений найти не удалось.

Цифры, приводимые экспертами, по поводу того, каков оборот средств в учреждениях РПЦ, сильно различаются – от 500 млн долларов до 1 млрд. Совокупный доход Церкви складывается, в основном, из пожертвований, но эти средства очень разные по типу и по своему назначению, по способу получения. На 2015 году в России уже зарегистрировано около 16 тысяч приходов, 5-10% приходов существуют номинально, либо один священник окормляет несколько приходов. Основные средства приходы получают за требы (венчания, крестины и т.д.), а также за продажу религиозной литературы и предметов религиозного назначения (крестики, иконы).

Приходской уровень является лишь малой частью церковной финансовой системы, так как крупные пожертвования и социальные, благотворительные проекты аккумулируются в руках епископов и в рамках епархий и епархиальных фондов. Туда же стекаются финансовые поступления от приходов, как формальные, так и неформальные, идущие мимо кассы. Поддержка Церкви со стороны предпринимателей резко возросла при патриархе Кирилле – на средства благотворителей проводится конкурс «Православная инициатива», Фонд просвещения «Мета» (Цветков Н.А., корпорация «Уралсиб») помогает проводить Рождественские чтения и Всемирный русский народный собор, Церкви активно помогают Фонды Василия Великого (К.В. Малофеева), Максима Грека (С.Ю. Рудов), Андрея Первозванного (В.И. Якунин), свт. Григория Богослова (В.С. Якунин, Л.М. Севастьянов). В целом по вручению патриархом наград представителям различных корпораций можно увидеть масштаб помощи Церкви со стороны бизнеса – на социальные проекты, церковные мероприятия и строительство храмов и административных зданий. В это церковно-деловое партнерство, безусловно, включены все крупные корпорации, такие как Газпром, Роснефть, Лукойл и другие, которые в регионах поддерживают развитие новых епархий, восстанавливают храмы.

Вся эта система существует в рамках максимальных преференций со стороны государства – церковные товары освобождены от налога на прибыль, земля также не облагается налогом, если она находится в ведении церкви. Храмы и церковные фонды и мастерские получают средства из бюджет на реставрацию памятников культуры. Епархии, приходы и связанные с ними НКО регулярно выигрывают гранты как социально ориентированные организации. По существу РПЦ в лице ее церковных учреждений является самым защищенным собственником в России. Особенно, это положение Церкви было закреплено после 2010 года, когда был принят Закон о передаче Церкви имущества религиозного назначения в собственность. Церковные хозяйства и предприятия находятся под крылом своих епархий, сами епископы или наместники монастырей зависят только от Церкви и самих себя, и их невозможно сместить с помощью бизнес-схем или рейдерского захвата. В связи с этим представители Церкви ощущают себя полноценными хозяевами своего дела.

Собственническая черта ярче всего проявилась в РПЦ в развитии монастырских фермерских хозяйств. Их рост – тенденция последних 5-10 лет. Эти хозяйства процветают, несмотря на общие трудности, с которыми сталкиваются фермеры (хотя у монастырей часто есть спонсоры и трудники – бесплатная рабочая сила). От Даниловского монастыря - бренд «Даниловская мельница»или кооператива «Воскресение» в Рязанской области от Сретенского монастыря, Нило-Столбенский монастырь продает копченую рыбу, Валаамский монастырь производит сыры и т.п. Почти у каждого крупного монастыря есть какое-либо свое производство. Такого рода монастыри и активные приходы стали центром общественной и экономической жизни во многих городах, поселках и деревнях. Многие монастыри заявили о том, что они готовы участвовать в импортозамещении.

Церковная экономика многообразна и многоступенчата, многие ее черты скрыты от глаз, и она также противоречива как и светская экономическая жизнь. Тем не менее, даже загадочная церковная экономика приносит свои плоды, храмы и церковные комплексы вполне осязаемы, социальные проекты стали нормой на многих приходах, а продукция православных обителей становится образцом качества для других предпринимателей.

Роман Лункин