Пчелинцев А.В. Абсолютна ли тайна исповеди. В предмет профессиональной тайны священнослужителя не должны входить сведения о готовящемся тяжком и особо тяжком преступлении

20 Сентября 2011

Статья посвящена тайне исповеди как одной из гарантий свободы вероисповедания. Автор - старший партнер адвокатского бюро "Славянский правовой центр", зам. президента Гильдии российских адвокатов, член экспертного Совета Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций, профессор РГГУ, главный редактор журнала "Религия и право", кандидат юридических наук А.В. Пчелинцев - анализирует пределы данной профессиональной тайны священнослужителей и обосновывает тезис о том, что в данную тайну не должны входить сведения о готовящемся тяжком и особо тяжком преступлении против личности и общественной безопасности.

Исповедь как покаяние в грехах присутствует в ряде религий. Наибольшее распространение исповедь как одно из важнейших религиозных таинств получила в христианстве - православии, католицизме и протестантизме. Похожий, но не идентичный институт покаяния имеется и в авраамических религиях - иудаизме и исламе, где данный духовный акт носит название "виддуй" и "тауба".

Поскольку покаяние предполагает доверительный характер отношений между священнослужителем и верующей личностью, неизбежным качественным признаком исповеди является ее тайна. Именно гарантированное право на тайну исповеди дает священнику иммунитет на неразглашение ставших ему известными из сугубо конфиденциального духовного общения сведений, что является одной из важнейших гарантий свободы вероисповедания. В противном случае таинство покаяния теряет всякий духовный смысл, а священник превращается в полицейского. Не случайно в соответствии с пунктом 7 ст. 3 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. N 125-ФЗ "О свободе совести и о религиозных объединениях" тайна исповеди охраняется законом, а священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди <1>. Это требование конкретизировано в уголовном и гражданском процессуальном законодательстве. Так, согласно пункту 4 ч. 3 ст. 56 Уголовно-процессуального кодекса РФ священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди. Похожая норма содержится и в пункте 3 ч. 3 ст. 69 Гражданского процессуального кодекса РФ.

Дополнительные гарантии тайны исповеди имеются также во внутренних установлениях самих религиозных объединений и канонических нормах права, которые обязывают священнослужителей избегать действий, злоупотребляющих доверием, поскольку это несовместимо с их духовным статусом. Например, согласно Правилу 120 Номоканона при Требнике 1662 г. православный священник не может нарушить тайну исповеди ни при каких обстоятельствах. За открытие греха исповедующегося духовного отца отстраняют на три года от служения, и каждый день он должен класть сто поклонов <2>.

Канонические предписания католической церкви также содержат строгие правила по этому поводу. Так, каноны 983 и 984 Кодекса канонического права католической церкви гласят, что "тайна исповеди нерушима; поэтому духовнику строжайшим образом запрещается выдавать кающегося словами или каким-либо иным способом и по какой бы то ни было причине. Хранить тайну обязан и переводчик, если таковой наличествовал, и все прочие лица, тем или иным образом узнавшие о грехах из исповеди" <3>.

Однако канонические правила в истории нашего Отечества не всегда соблюдались, а тайна исповеди не всегда была абсолютной. В строго определенных случаях допускались исключения. Так, несмотря на то что в принятом в 1721 г. во времена царствования Петра I Духовном регламенте предусматривалось весьма строгое наказание за открытие тайны исповеди, в то же время разрешалось ее разглашение по отношению к тем, кто замышляет государственное преступление. Духовный регламент обязывал священнослужителей раскрывать тайну исповеди, если злоумышленники, "объявляя намеряемое зло, покажут себя, что не раскаиваются, но ставят себе в истину и намерения своего не отлагая, не яко грех исповедуют" <4>. Согласно Полному православному богословскому энциклопедическому словарю начала XX в. "ныне все сказанное на исповеди сохраняется в тайне, за исключением таких случаев, когда сокрытие грозит опасностью монарху, императорскому дому или государству" <5>.

Очевидно, законодатель того времени исходил из того, что священнослужитель не только теоретически, но и практически мог стать обладателем конфиденциальных сведений о готовящемся государственном преступлении.

Закономерен вопрос: обязан ли в современных условиях священнослужитель вопреки воле доверителя использовать полученные сведения для предотвращения преступления, или он в любом случае должен сохранять их в тайне? Если не обязан, не противоречит ли право на тайну исповеди священнослужителя его гражданскому долгу служения земному отечеству? Какой нравственный выбор должен сделать священнослужитель в сложившейся непростой жизненной ситуации, когда возникает конфликт интересов между его духовным (профессиональным) и гражданским долгом?

Данная проблема особенно актуальна в нынешних условиях, когда, к сожалению, уровень тяжких и особо тяжких преступлений против личности и общественной безопасности остается на стабильно высоком уровне. В самом деле, если бы священнослужитель имел возможность предотвратить тяжкое преступление, влекущее гибель людей, но не сделал этого, ссылаясь на тайну исповеди, наверное, гражданская совесть верующих граждан взывала бы против абсолютизации такой тайны. Видимо, не случайно в современных социальных учениях и позициях крупнейших российских конфессий содержится призыв о необходимости быть законопослушными гражданами земного отечества, следовать государственным законам, а право на жизнь рассматривается как священный дар.

Исходя из сказанного считаем, что в определенных случаях отказ священнослужителя от обязанности сохранения профессиональной тайны в современных условиях допустим и оправдан. Такие случаи являются исключительными: когда священнослужитель узнает о готовящемся тяжком или особо тяжком преступлении против личности либо общественной безопасности. При этом вопрос о том, следует ли священнослужителю в этой ситуации доносить на покаявшегося человека и связанных с ним лиц, может решаться только в плоскости признания за ним его права на разглашение тайны. Моральный долг священнослужителя по предотвращению готовящегося преступления ни в коем случае не может быть превращен в его юридическую обязанность. Следовательно, данное требование должно быть зафиксировано не в нормах светского права, а во внутренних (канонических) установлениях и нормах этики самих религиозных организаций. Именно по такому пути пошла Русская Православная Церковь. В Основах социальной концепции РПЦ (разд. IX) содержатся достаточно подробные предписания для священнослужителя при возникновении подобной ситуации. "Даже в целях помощи правоохранительным органам священнослужитель не может нарушать тайну исповеди, - говорится в Основах. - Священнослужитель призван проявлять особую пастырскую чуткость в случаях, когда на исповеди ему становится известно о готовящемся преступлении. Без исключений и при любых обстоятельствах свято сохраняя тайну исповеди, пастырь одновременно обязан предпринять все возможные усилия для того, чтобы преступный умысел не осуществился. В первую очередь это касается опасности человекоубийства, особенно массовых жертв, возможных в случае совершения террористического акта или исполнения преступного приказа во время войны. Помня об одинаковой ценности души потенциального преступника и намеченной им жертвы, священнослужитель должен призвать исповедуемого к истинному покаянию, то есть к отречению от злого намерения. Если этот призыв не возымеет действия, пастырь может, заботясь о сохранности тайны имени исповедующегося и других обстоятельств, способных открыть его личность, предупредить тех, чьей жизни угрожает опасность. В трудных случаях священнослужителю надлежит обращаться к епархиальному архиерею" <6>.

Такая взвешенная и социально ответственная рекомендация, на наш взгляд, ни в коей мере не подрывает духовный авторитет церкви и священнослужителей. Очевидно, что и другие крупнейшие централизованные религиозные объединения, вероучения которых предусматривают таинство покаяния, должны пойти по такому же пути, побуждая обратившегося человека к духовному раскаянию и сотрудничеству с правоохранительными органами, за которым должен последовать акт гражданского повиновения. На юридическом языке это называется активным деятельным раскаянием. Ибо по своей природе акт покаяния предполагает не только осознание греха как преступления перед Богом, но и сознательное оставление греха. Пока же внутренние установления и канонические предписания других конфессий такие предписания не содержат, хотя в богословских трудах имеются рекомендации, как себя вести в подобных ситуациях. Вот что пишут по этому поводу видные лютеранские богословы Н. Мюллер и Г. Крауз: "Пастор может столкнуться с довольно редкой дилеммой, когда ему приходится услышать исповедь во грехе, который в миру также является тяжким преступлением (таким, например, как изнасилование ребенка или убийство). Человека, кающегося в таком грехе, следует призывать сознаться в своем преступлении мирским властям, будучи уверенным в том, что Господь с ним <...> даже если его ожидает наказание со стороны государства, учрежденного Богом для него. Пастор может предложить кающемуся человеку сопровождать его на этом труднейшем пути, укрепляя тем самым свое пасторское отношение и сохраняя конфиденциальность исповеди. Если все попытки убедить человека признаться в своем преступлении оказались тщетными, пастор может усомниться в том, была ли исповедь, которую он выслушал, истинным исповеданием пред Богом. В случае, когда пастор чувствует, что он все же должен раскрыть услышанную информацию властям, ему следует сообщить о своем намерении исповедовавшемуся человеку, чтобы впоследствии его не обвиняли в том, что "ему, дескать, доверились, а он предал". Пастор не может позволить себе стать соучастником преступления, покрывая его своим молчанием и, таким образом, бросая тень на Церковь, как на народ Божий" <7>.

Однако каким образом священнослужитель сможет определить тяжесть замышляемого преступления, если он не юрист? Ответ очевиден. Современный уровень образования и подготовленности священнослужителей позволяет им неплохо ориентироваться в действующем законодательстве. Основы права сегодня преподаются в большинстве духовных образовательных учебных заведений, а в некоторых из них даже созданы кафедры права и церковно-государственных отношений. Кстати, в последние годы похожие предложения со стороны ученых выдвигаются и по отношению к типологически сходной по режиму сохранения адвокатской тайне. Авторитетные исследователи также предлагают не включать в предмет профессиональной тайны адвоката сведения о готовящемся тяжком и особо тяжком преступлении <8>.

Сказанное ставит на повестку также ряд смежных вопросов, которые нуждаются в правовом разрешении. Во-первых, как мы видим, в законодательстве в контексте тайны исповеди говорится о священнослужителях. Однако ни Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях", ни иные законодательные акты не раскрывают это понятие. В разных конфессиях существует множество духовных званий и должностей служителей культа, которые не всегда могут претендовать на статус священнослужителя, следовательно, не все они могут являться носителями тайны исповеди. Во-вторых, нуждается в юридических уточнениях и само понятие "исповедь". Не всякая доверенная тайна подпадает под это понятие. Необходимо учитывать ряд формальных признаков - статус доверителя тайны и доверенного лица, место, время, цель и иные обстоятельства, которые характеризуют данный акт именно как исповедь. На наш взгляд, эти вопросы должны найти отражение в действующем законодательстве о свободе совести и о религиозных объединениях.

Итак, канонические предписания крупнейшей российской конфессии - Русской Православной Церкви с известной долей осторожности и в порядке исключения допускают возможность раскрытия тайны исповеди в строго определенных случаях. Авторитетные богословы других конфессий также допускают такую возможность. Почему же светский законодатель должен ограничивать волю священнослужителя, если он стремится выполнить свой гражданский долг? Согласно требованиям пункта 2 ст. 4 и статьи 15 Закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" государство уважает внутренние установления религиозных объединений, не вмешивается в их деятельность, если она не противоречит закону. Сказанное логически подводит нас к выводу: законодательство не должно быть столь категоричным по отношению к тайне исповеди. Именно за священнослужителем остается право принять предписанные внутренними установлениями меры для предотвращения тяжкого или особо тяжкого преступления, о которых ему стало известно из исповеди. Государство не должно себя ограничивать в вопросе о возможности допроса священнослужителя в качестве свидетеля, если в особых случаях, не нарушая канонических предписаний, он готов это сделать добровольно.

Таким образом, не абсолютный, а относительно абсолютный характер тайны исповеди будет наиболее полно соответствовать принципу социальной ответственности, когда речь идет о таких фундаментальных ценностях, как жизнь человека и безопасность общества.

<1> СЗ РФ. 1997. N 39. Ст. 4465.

<2> www.azbyka.ru/ dictionary/ 18/ tayna_ispovedi.shtml

<3> Кодекс канонического права. Codex Iuris Canonici. М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы, 2007.

<4> Регламент или Устав Духовной коллегии, изданный 25 января 1721 г. // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1899. Т. VI. N 3718.

<5> Тайна исповеди // Полный православный богословский энциклопедический словарь. CD-версия: "Богословская энциклопедия". М.: Directmedia Publishing, 2005. С. 8760.

<6> Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Информационный бюллетень. Отдел внешних церковных связей Московского патриархата. 2000. N 8. С. 52, 53.

<7> Мюллер Н., Крауз Г. Пасторское богословие. М.: Лютеранское наследие, 1999. С. 81.

<8> Пилипенко Ю.С. Адвокатская тайна: теория и практика реализации: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. М., 2009. С. 30; Бойков А. Нужно действовать в интересах права // Новая адвокатская газета. 2010. N 1 (66). С. 7.

Библиография

Бойков А. Нужно действовать в интересах права // Новая адвокатская газета. 2010. N 1 (66).
Кодекс канонического права. Codex Iuris Canonici. М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы, 2007.
Мюллер Н., Крауз Г. Пасторское богословие. М.: Лютеранское наследие, 1999.
Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Информационный бюллетень. Отдел внешних церковных связей Московского патриархата. 2000. N 8.
Пилипенко Ю.С. Адвокатская тайна: теория и практика реализации: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. М., 2009.
Регламент или Устав Духовной коллегии, изданный 25 января 1721 г. // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1899. Т. VI. N 3718.
Тайна исповеди // Полный православный богословский энциклопедический словарь. CD-версия: "Богословская энциклопедия". М.: Directmedia Publishing, 2005.

Опбуликовано: "Законодательство и экономика", 2011, N 5