Через «о» или через «е»? Религиоведение может вообще не говорить о вере и обойтись без религиозных объединений

Круглый стол «Религиоведение как наука: основные вопросы методологии», прошедший в Информационном отделе РПЦ 10 июня, стал смелым шагом представителей Церкви пойти на диалог с религиоведами, среди которых были профессор МГИМО А.Б. Зубов и профессор Марианна Шахнович, профессор Ольга Васильева и Вильям Шмидт, философ религии Владимир Шохин. Безусловно, сам формат встречи и ее тема говорят о широте взглядов и задач главы Синодального отдела Владимира Легойды. Он сразу отметил, что обсуждение такого рода вещей важно для интеллектуального развития и церковно-общественных процессов.

Между тем, большинство высказываний участников сводилось к тому, что религиоведение как наука вообще не занимается трансцедентным, а методологический атеизм является всего лишь приемом изучения для религии с самых разных сторон. Вера может помогать, а может и мешать ученому. В этом случае главное руководствоваться здравым смыслом, а не спорить о том, как должно писаться — религиЕведение или религиОведение, поскольку это отличает питерскую школу религиоведения от московской.

В ходе круглого стола я привел в пример опыт своих полевых исследований и научной работы с академиком Л.Н. Митрохиным, который любил предмет своего исследования и верующих, ценил в человеке религиозность. Восприятие религии как часть культуры, бережное отношение к ней как к ценности, помогает и самому религиоведу задуматься о своем отношении к вере в Бога.

Академик Митрохин, научный руководитель моей диссертации, был известным представителем советской атеистической школы, убежденным марксистом. Когда я писал диссертацию, постоянное стремление академика привить мне социальный детерминизм, поначалу вызывало во мне неприятие. Однако поиск в мировоззрении различных протестантских церквей социальной подоплеки и обусловленности стал для меня хорошей научной школой. Это даже нельзя назвать методологией — это скорее практический прием для исследования реальной, живой религиозной жизни. В своих исследованиях религии — баптизма, новых религиозных движений и т. п. академик Митрохин резко выделялся на фоне других религиоведов советского времени. Он занимался не методологией, а философией религии и полевыми исследованиями, беседовал с верующими, познавал религию in vivo.

Я усвоил несколько довольно важных вещей из совместных обсуждений с академиком Митрохиным. Прежде всего, с высоты своего православного опыта я считал баптистов или пятидесятников «примитивными», «простыми», но академик меня поправил — ученому нельзя никакую веру считать примитивной. Его задача состоит совсем не в том, чтобы навесить ярлык на какую-либо религиозную концепцию. Задача исследователя понять, что за религиозный мир стоит за соответствующими обрядами, доктринами, образом поведения и мыслей, каким странным этот образ не казался. Потому что за каждым самым простым на первый взгляд мировоззрением верующего стоит целый мир, богословским языком реагирующий на социальную действительность.

Если ты ученый, ты сначала пойми и опиши этот мир, а рассуждения о простоте или сложности, истинности или неистинности, действительно, не входят в задачу религиоведа. С этой точки зрения, как я отметил на круглом столе, если взять самые яркие примеры антиподов — Церковь Саентологии и Центр сектоборца Дворкина, то они вполне похожи — и там, и здесь лекции, семинары, книги, сбор пожертвований, личность учителя. Владимир Легойда критически среагировал на мои реплики, заметив, что безусловно существуют как более сложные, так и более простые системы.

Наконец, один из самых замечательных «методологических» примеров академика Митрохина состоит в том, как над воспринимать и анализировать интервью верующего - его рассказ о себе и своей жизни в вере для ученого не является биографией, это скорее агиография, описание своей жизни через призму религиозного мировоззрения, со всеми особенностями данной церкви, с преувеличениями или наоборот с самоуничижением и т. д.

Практический исследователь религии, кем бы он ни был — социологом или антропологом религии, должен уметь понять внутреннюю структуру и описать любую религиозную концепцию — хть баптизм, хоть сатанизм. Я знаю, что славянское язычество или же будддизм не спасут мою душу, но не нужно испытывать душевного ужаса перед неистинной религией, как это делают многие верующие, которым мне приходилось читать лекции и давать курсовые работы. Ученый своими мозгами должен уметь описать социальную деятельность движения, социальный состав, взгляд на культуру, общество и государство, течения внутри него, лидеров. Если этого нет, то в чем же смысл религиоведения.

Во многом понятие методологического атеизма является наследием советской науки и скорее является самооправданием для атеистического периода историографии, когда атеизм был стержнем всего. Чтобы религиоведение не потеряло смысл, понятие атеизма было введено в методологию, кроме того, часто и сама методология заменяет в религиоведении предмет исследования. Именно отвлеченное религиоведение противопоставляется теологии в вузах, хотя, безусловно, это ложное противопоставление. Это происходит потому что религиоведение в России чрезвычайно мало ориентировано на изучение современно религиозной жизни in vivo. По существу религиоведу-теоретику сами религиозные объединения не нужны. Кроме того, религиоведение провозглашается залогом межконфессионального мира и диалога в светском государстве со светскими законами, хотя борьба за светскость вообще не касается религиоведения, но объявляется главным условием его существования.

Значит, на факультете, где будет преподаваться теология, религиоведение потеряет свой смысл, особенно в теоретическом своем виде. Оно просто будет неактуально. Очевидно, при этом, что, к примеру, прикладная социология религии или антропологические полевые исследования религии, с теологией никак не пересекаются и вполне могут существовать с ней вместе хоть на одной кафедре. Возможно, борьба за светскость — это и есть методологический атеизм... Но такая наука совсем не обязательно является основой межрелигиозного мира со своей феноменологией — она может даже разделять, как и религиозное государство. Очевидно, что в любом государстве, даже не совсем светском, основой мира и согласия будет непосредственное включенное изучение всех традиций, общин и движений, чтобы общество знало, кто существует в стране и как ведет себя, на какие направления делится, кто с кем спорит и о чем. В этом знании религиозной жизни и есть реальная польза для науки и церковно-общественных процессов. Атеизм, вера, светскость или ее отсутствие, никогда не помешают хорошему специалисту.