"Православие и мир": Религиоведение — наука атеистов?

Религиоведение – это наука?
А если наука – то только для атеистов?
Или религиовед может быть верующим человеком?
И как тогда быть с методологическим атеизмом?

Об этом спорили российские религиоведы – участники круглого стола – «Религиоведение как наука: основные вопросы методологии», прошедшего в Информационном отделе РПЦ.

^[1]

Слева направо: М.М. Шахнович, В.В. Шмидт, О.Ю. Васильева, А.Б. Зубов, В.Р. Легойда, И.Х. Максутов, В.К. Шохин, М.С. Сеньчукова

Официальную цель круглого стола ведущий – Владимир Легойда – сформулировал как попытку обсудить «недоверие, странные взаимные обвинения и разделения», которые существуют между людьми светскими, академическими и православными. На самом же деле главным было собраться за одним столом, посмотреть друг на друга, послушать, и почувствовать, что мы можем быть или не быть оппонентами, но разговаривать, слушать и радоваться друг другу готовы.

Марианна Михайловна Шахнович: Религиоведение vs болтовня о религиоведении

^[2]

Профессор М.М. Шахнович

Профессор Санкт-Петербургского Государственного университета Марианна Шахнович открыла семинар докладом об истории религиоведения. По ее мнению, религиоведение это не философская дисциплина (вопреки классификации ВАК), не мировоззренческий проектом, а совокупностью наук о культуре, так как сама религия — это один из важнейших элементов культуры.

«Настоящим религиоведением, а не болтовней о религиоведении, занимаются филологи, историки, историки философии, социологи, психологи, феноменологи религии».

Поэтому религиоведением можно считать и труды об истории религий Геродота, и хроники Крестовых походов, и сравнительные анализы религий Возрождения. Научное же религиоведение началось в XVIII веке появлением больших трудов по всеобщей истории религий. Тогда же возникает отечественное религиоведение — во многом благодаря императору Петру I, инициировавшему научные экспедиции в Сибирь и на Дальний Восток.

Другим источником по религиоведению являются миссионерские записи и дневники миссионеров, которые в первую очередь сталкивались с обычаями, нравами и верованиями коренных народов Дальнего Востока, Сибири и т. д.
Религиоведение не бывает конфессиональным — исповедуй любую религию, только придерживайся научной методологии и не используй свою деятельность для пропаганды и провокации.

Роль современного религиоведения Марианна Михайловна оценивает очень высоко:

«В наше сложное время роста межнациональных конфликтов, поиска путей межрелигиозного и межкультурного диалога, именно религиоведение своим феноменологическим подходом, своей исторической методологией может дать надежду на диалог».

Во время доклада Марианны Шахнович появился стремительный профессор МГИМО А.Б. Зубов - на несколько минут, чтобы всецело завладеть вниманием аудитории и через полчаса покинуть собрание. За полчаса же он рассказал о своем взгляд на религиоведение, сделал строгое замечание об орфографии: «Только религиеведение!» Профессор Шахнович звала его скорее приехать в Питер с лекциями и записывала адрес почты, В. Легойда сетовал, что А. Зубову скоро уходить, а тот парировал колкости в свой адрес: «Как опасны младшие товарищи, когда становятся старшими!»

^[3]

А.Б. Зубов, В.Р. Легойда

Андрей Борисович Зубов: «Изучая другие религии, испытываешь потрясающее чувство напряжения человеческого духа»

^[4]

Профессор А.Б. Зубов

Андрей Борисович Зубов, генеральный директор Центра «Церковь и Международные отношения» МГИМО, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, обратил внимание присутствующих на очевидную истину — огромное количество религиоведов были верующими, следовательно, религиоведение не является атеистической дисциплиной, а попытка ввести дисциплину в конфессиональные (либо атеистические) рамки является идеологизацией.

Должен ли религиовед сам принадлежать к какой-либо конфессии? Здесь профессор провел аналогию с литературоведением: можно изучать литературу, не написав ни строчки.

«Если ты сам пишущий человек, с одной стороны, ты понимаешь глубже процесс творчества, с другой — ты его понимаешь субъективно».

Зубов заявил, что изучение других религий никак не вступает в конфликт с религиозной совестью.

«Я испытываю духовный восторг, когда занимаюсь исследованием других религиозных традиций — если это традиция, ведущая к высшим ценностям. Конечно, если изучаешь шаманизм, не все вызывает восторг — иногда мурашки по спине бегают. Но когда изучаешь высокие подъемы духа — будь то в исламе, будь то в индуизме или в буддизме — чувствуешь максимальное напряжение человеческого духа, который в своих формах стремился к самому высокому, что есть у человека — к познанию Творца и соединению с ним».

По мнению профессора Зубова, хорошее знание своей веры помогает понять и другие традиции. Однако стоит помнить об опасности «соскользнуть в стилизацию одного под другое».

Говоря о методологическом атеизме, Андрей Борисович оценил его как идеологию, которая задает параметры исследования предмета и тем самым обедняет его. «Льва Толстого нужно изучать в парадигме Льва Толстого», – иронично оценил он попытки рассматривать религию в атеистической парадигме. А главным критерием успешности работы должно быть умение так прочитать о религии людям ее исповедующим, чтобы тебя приняли как носителя объективного знания: «Мне один раз пришлось читать иудаизм в почти полностью иудейской аудитории, представляете?!». «Но ни в коем случае не заигрывать с аудиторией», – тут же добавил профессор.

Традицию, полагает профессор Зубов, следует изучать как бы изнутри. «Ее нужно понять и полюбить».

Владимир Кириллович Шохин: «Не вижу разницы между атеизмом методологическим и идеологическим»

^[5]

Профессор В.К. Шохин

Профессор Владимир Кириллович Шохин, заведующий сектором философии религии Института философии РАН, разделяет философию религии и религиоведение, однако показывает, что у этих дисциплин есть общее поле классификации и типологии религий: какие религии относить к мировым, как определять новые религиозные движения, каковы критерии традиционных и нетрадиционных религий?

Оценивая методологический атеизм, профессор Шохин задается вопросом: может ли методологический атеизм не быть идеологически нагруженным?

«Если происходит элиминация религиозного опыта и объектов этого опыта как такового изначально, то и результаты будут соответствующие».

В качестве примера идеологически нагруженного методологического атеизма профессор приводит цитату из Брахмаджала-сутры (классический буддийский текст), в которой Будда, ставя под сомнение истинность и достаточность религиозного опыта брахманов, ставит тем самым вполне идеологическую задачу опровержения их религиозного опыта вообще.

Говоря о возможности религиоведу быть верующим, Шохин проводит аналогию: хорошие философы науки сами занимались наукой, те же, кто наукой никогда не занимались, в конечном итоге приходят к решению надуманных проблем.

«Преимущество есть у тех, кто имеет опыт. Если религиовед чужд религиозному опыту как таковому, то у него будет лишь иллюзия объективности, потому что объективного отношения к религии ни у кого из занимающихся ею быть не может — это всегда будет чья-то позиция».

В заключение профессор Шохин заметил, что никакой религиозный опыт не может быть неконфессиональным – «Просто «религии» – не существует», а религиозный опыт является скорее положительным фактором для религиоведа, чем отсутствие оного.

Максутов Ивар Ханнуевич о методологическом атеизме

Ивар Максутов

Не смутившись этому голосу, Максутов отметил, что под методологическим атеизмом следует понимать вовсе не безбожие, а всего лишь принцип исключения трансцендентного.

«Всякий исследователь мировоззренчески ориентирован, и у него присутствует если не идеология, то по крайней мере некий набор мировоззренческих принципов, который он в своей работе применяет».

По мнению Ивара Максутова, любой исследователь религии испытывает определенные трудности, поскольку его личные мировоззренческие установки сталкиваются с определенными подходами и методологией, которые ему предлагает система. «Когда мы говорим о том, что методологический атеизм это плохо, это некая заданность исследования — проблема состоит в том, что эта заданность уже присутствует», – замечает он.

Максутов отмечает, что все исследователи религии, не бывшие атеистами, были людьми достаточно свободомыслящими и в некоторой степени противостоящими своей среде, а современные религиоведы часто открыто говорят о своем атеизме. Более того: на этой почве между коллегами зачастую возникают конфликты.

 ^[7]

Об одном из таких конфликтов докладчик рассказал подробнее. На интернет-конференции МРО выступили давние коллеги Армин Герц и Майкл Пай. Герц, последовательный атеист, писал о молитве с позиции когнитивного религиоведа, а Майкл Пай, верующий христианин, диакон Англиканской церкви — с позиции историка религии. И Герц подверг критике точку зрения Пая, указывая на ее идеологизированность.

Максутов обратил внимание, что из современного академического религиоведения феноменология религии фактически вытеснена, на уровне деклараций. В качестве примера он приводит неприятие в современном религиоведении наследия Мирче Элиаде.

Марианна Михайловна Шахнович поправила коллегу, отметив, что дискуссия между Герцем и Паем не носит характера религиозного конфликта, а связана с проблемой редукционизма: сводится ли религия к биологическим вопросам или полностью от них абстрагирована. Кроме того, профессор Шахнович заявила, что неприятие наследия М. Элиаде связано не с критикой его феноменологических концепций, а с тем, что в биографии исследователя «всплыли» факты коллаборационизма с фашистскими румынскими властями.

 ^[8]

Елена Владимировна Орел: «Религиоведение возникает как понимание чужого»

Доцент кафедры религиоведения МГУ Елена Владимировна Орел заметила И. Максутову на его суждение о банальности определения методологического атеизма, что конечно же вопрос для него банален, потому что он слушал ее лекции. И снова в аудитории зазвучали аплодисменты.

^[9]

И.П. Давыдов, Е.В. Орел

Е. Орел подчеркнула, что методологический атеизм — это всего лишь прием, предполагающий, что религиозный феномен изучается ученым любых взглядов «как если бы я ни во что не верил».

Этот метод нисколько не противоречит методу вживания в материал, по словам доцента Е. Орел. «Религиоведение возникает как понимание чужого», – подчеркнула она и привела следующий пример схемы работы религиоведа в глазах западноевропейского исследователя религии: изучить язык, желательно не индоевропейский, максимально удаленную культуру — и прожить в этой культуре не менее полугода.

«Религиоведение — это принципиально что-то чужое. Что-то такое, что принципиально не я».

И здесь уже не важно, к какой религиозной традиции относится исследователь. Важно, чтобы он мог максимально сильно освободиться от своей мировоззренческой определенности — тем лучше он сможет понять и проникнуть внутрь другой традиции. От религиоведа ожидается выполнение психологического упражнения в эмпатии. Описывая этот метод, Елена Орел процитировала слова свящ. Павла Флоренского на защите своей диссертации о том, что философ не весь целиком, как субъект, вступает в процесс философствования, а должен сконструировать в себе философствующего субъекта. Аналогичным образом религиовед должен сконструировать в себе познающего чужую религию субъекта.

^[10]

И.Х. Максутов, В.К. Шохин, М.С. Сеньчукова, А.М. Малер, К.М. Антонов, П.Н. Костылев,

Необходимым докладчику видится метод исключения трансцендентного: вся тематика трансцендентного выводится за скобки научного исследования, именно потому, что в науке нет методов изучения этих вопросов.

Рефлексии и научной дискуссии, по мнению Елены Владимировны, заслуживает как раз вопрос, насколько мы можем занять нейтральную позицию и насколько нам этого не дано.

Вильям Владимирович Шмидт: «Религиозна ли эта ложка», или о трансцендентном в науке и религии

 ^[11]

«Вот инструмент для удовлетворения потребностей», объявил Вильям Шмидт, демонстрируя аудитории ложку. «Как он может быть атеистическим или неатеистическим? Вот это (взяв кусок сахара – прим. ред) как инструмент удовлетворения потребности – атеистический предмет?».

Доктор философских наук профессор и заместитель по науке заведующего кафедрой государственно-конфессиональных отношений Российской академии государственной службы Вильям Владимирович Шмидт обратил внимание на то, что религиозная система работает на двух уровнях: мировоззренческом как обыденном и мировоззренческом как научном, т. е. предметном.

В первом система реализует себя как образы, во втором — как понятие. В этом ее близость с наукой, также работающей и с образами (объектами) и с предметами (результатами). И религиозная, и научная традиция, подчеркивает доцент Шмидт, восходят к одному и тому же допущению: допущению Иного.

^[12]

В.В. Шмидт, О.Ю. Васильева

«Когда мы смотрим и на науку и на религию как системы, в каждой из них есть свое трансцендентное начало. Для науки это трансцендентное начало есть аксиоматика. Та аксиома, которую я допускаю как переменную для того, чтобы начинать всякое рассуждение, всякое исследование. Затем я эту аксиоматику исключаю, и получаю достоверный результат… Точно такое же допущение по отношению к человеку и постулирует религия. Она вводит одно — Откровение. Бог сказал однажды».

Вильям Владимирович подчеркивает, что наука отказывает теологии в праве называться наукой именно на основании невозможности проведения эксперимента. Однако, по его мнению, это не может быть реальной проблемой: Откровение дается один раз в тот момент, когда у человека возникает способность к конкретному уровню абстрагирования, когда возникает способность видеть предмет и объект освоения в мире.

Конфликт, по мнению Шмидта, таким образом, возникает не между наукой и религией, а в нашем понимании трансцендентного.

***

Поднятые на семинаре темы были настолько широки, что в конце обсуждения стало понятно, что предложение продолжить обсуждение философско-религиозной проблематики в дальнейшем.