ЦЕРКОВНЫЙ КРЕСТ. Проблема сращивания с государством будет вечным дамокловым мечом висеть над Московской патриархией

Постоянное стремление официальной Церкви к слиянию с властью является естественным следствием её исторического опыта, а также опыта государственно-общественных отношений в России. Государственный статус царской Церкви, властная опека в советский период и превращение РПЦ МП в государственно-патриотический и культурный символ в постперестроечное время приводили и приводят к вытеснению всех неправославных на обочину общественной жизни, а также к слабым связям Церкви и общества в целом и к отстраненному отношению интеллигенции к церковным институтам.

Основная масса российской интеллигенции уважает православие и Церковь как нечто сакральное, сохраняющее культуру России, но всегда с опаской, а часто и с презрением относится к представителям государственной власти и к церковному начальству персонально.

Однако, как это ни странно звучит, у такого массивного института, как Московская патриархия, просто нет иного выбора, кроме как теснейшим образом сотрудничать с властью. Именно в силу того, что статус РПЦ МП был исторически связан со статусом государства как имперского, так и советского, безбожного, Церковь вынуждена "продолжать свое служение", если хочет быть продолжателем традиций сильного государственно-религиозного института. При Патриархе Кирилле эта тенденция лишь усилилась – она подкрепляется не только концепцией особой "русской цивилизации", духовным центром которой является РПЦ МП, но и экспансией церковного руководства на всех уровнях власти. Это происходит повсеместно – от стремления получить финансирование на зарубежные приходы РПЦ МП, участия в законодательной деятельности вместе с партией "Единая Россия", победы в многолетней борьбе за внедрение ОПК в школах и армейского духовенства до выколачивания средств из местных бюджетов, от бизнеса, борьбы с "сектами" и т.д. Причем богатство и влияние церковных институтов в современной России никак не связано напрямую с теми, кто посещает храмы (по крайней мере, с подавляющим их большинство), и с приходской активностью – культурные и инициативные приходы существуют "сами по себе" и не влияют на церковный центр, напротив – стараются поменьше с ним контактировать. Общественных движений в РПЦ МП практически нет, за исключением разве что молодежных и детских лагерей.

Означает ли это, что общество и РПЦ МП находятся в конфронтации между собой или на пороге такой конфронтации? В целом - нет. Граждане нашей страны разных национальностей и разных убеждений склонны видеть в православной Церкви некий,  часто необъяснимый, логически культурный символ и недосягаемый авторитет. Наряду с этим, конкретные носители этого авторитета – отдельные священники и епископы - могут восприниматься иронично, по-лесковски, особенно если они выпивают, берут много денег, катаются на иномарках и слишком тесно общаются с "авторитетами" иного рода. Однако критически оценивать РПЦ МП в целом вследствие этого никто не спешит – в этом случае к Церкви отношение у народа такое же, как к государству: президентская власть в Кремле священна, но почти все чиновники вызывают неприязнь. По мере демократизации общества через формирование более здравого и критического отношения к власти, что уже происходит, эта критика неизбежно затронет и церковное начальство.

Сама логика развития отношений Церкви и государства ведет к появлению противоречий между светским принципом, лежащим в основании российского государства, и государственными устремлениями РПЦ МП. Противоречивой является и позиция самой патриархии – Кирилл и его помощник отец Всеволод Чаплин всегда последовательно выступали против демократии, прав человека и партийной конкуренции, но официально власть декларирует стремление построить именно демократическое государство в России, с уважением к правам человека, свободными выборами и развитой многопартийностью.

Кроме того, особенность политического мировоззрения патриархии во главе со святейшим Кириллом заключается совсем не в том, чтобы сделать саму Церковь государственной. Патриарх Кирилл, еще будучи митрополитом, по-своему старался предотвратить опасность полной идентификации Церкви с государством, понимая, какие угрозы это несет. В результате на протяжении последних двадцати лет патриархия и отдельные епархии используют государство в качестве дойной коровы, заставляя помогать себе и заставляя заставлять других. Дистанцирование от власти при этом приводит не к сближению с обществом, а к тому, что Церковь может сотрудничать с любой властью, которая принимает православие как политический инструмент (от царей до Сталина и Путина).

Идеология "русской цивилизации", разработанная митрополитом Кириллом, пока не сделала Церковь зависимым политическим институтом и позволила ей относительно "на равных" разговаривать с Кремлем. Евразийская концепция помогала оставаться "над властью", так как "государства приходят и уходят, а Церковь остается". Об этом политическом пути РПЦ МП митрополит Кирилл говорил, например, выступая 7 июня 2006 года перед активистами партии "Единая Россия" по приглашению ЦК партии: "Католическая Церковь …без труда заняла ключевое место у кормила светской власти. Кстати, мы также могли с легкостью пойти по этому пути в 1991 году, когда в условиях смуты, растерянности и утраты ориентиров ни одна из тогдашних политических сил и близко не вызывала у основной массы народа такого доверия, как Русская Церковь. В то время КПСС уже сошла с исторической арены, а иные политические структуры в новой России еще не оформились. К епископам и священникам стали настойчиво обращаться с предложениями баллотироваться в депутаты. Помню, меня дважды пытались склонить к выдвижению своей кандидатуры на президентских выборах в качестве альтернативы Б.Н. Ельцину. Православные убереглись от соблазна политической власти". Кстати, эта лекция главы ОВЦС МП теперь используется "единороссами" в качестве идейного аргумента в пользу собственных представлений о выборах и правах человека (См.: Абдул-Хаким Султыгов, координатор "Единой России" по национальной политике и взаимодействию с религиозными объединениями. Программное заявление "Единой России" - победа демократической доктрины над большевистской моделью). Церковь, православие и иные "традиционные религии" выполняют в программе "Единой России" роль "духовного стержня", который власть и будет охранять всеми доступными ей средствами.

В настоящее время партия "Единая Россия", как заметил политолог Дмитрий Орешкин, начала использовать Московскую патриархию в своих пиаровских целях, чтобы придать своим законодательным инициативам внешний эффект с точки зрения морали.

В свете прошлых выступлений митрополита Кирилла перед ЦК партии "Единая Россия" это полностью вписывается в представления церковного начальства о том, что единственная сила, на моральный авторитет которой могут ссылаться политики, – это РПЦ МП. Виртуальное присутствие иных религий в общественном пространстве лишь декларируется, но в реальности они не допускаются к руководящей роли в рамках "русской цивилизации".

Политизация Московской патриархии, воплощение её влияния в конкретные формы влекут за собой множество последствий, которые скорее разрушают монолитность связки РПЦ МП и государства. Сближение депутатов, сотрудников администрации президента РФ, губернаторов и церковных иерархов приводит к тому, что Церковь в реальности начинает нести ответственность за политические решения и принимать в них участие. Церковная политика, как и всякая другая, вызывает критику, оппозицию и движения против клерикализации и за светское государство. Кроме того, большинство тех, кто уважает православие как культуру, далеко не всегда готовы выполнять предписания патриархии, и, тем более, голосовать за депутатов от "Единой России" только потому, что их "морально поддерживает" Патриарх Кирилл. Всё скорее произойдет с точностью до наоборот.

Встреча Патриарха Кирилла 8 июля 2009 г. с главой комитета Госдумы РФ по труду и социальной политике Андреем Исаевым и секретарем президиума Генсовета "Единой России", вице-спикером Госдумы РФ Вячеславом Володиным, в ходе которой они обещали согласовывать планы работы думцев с Церковью, спровоцировала очередное политическое размежевание по признаку отношения к светскому государству в России. Характерно высказывание "яблочника" Виктора Шейниса. Он был бы против таких консультаций с РПЦ МП, так как является "убежденным сторонником светского государства, а со стороны Русской Православной Церкви в последние годы очевидна экспансия в государственную жизнь". Аналогичного мнения по поводу соблюдения светскости государства и привлечения к социальном партнерству верующих других религий придерживаются представители КПРФ – губернаторы-коммунисты в некоторых регионахпроявили себя сторонниками свободы совести, противниками заигрывания с РПЦ МП и дискриминации всех остальных как "сектантов".

Последующие действия РПЦ МП, которые естественны в рамках построения "русской цивилизации", будут провоцировать конфликты и ещё большую антиклерикальную общественную реакцию. На Дальнем Востоке и в Сибири представители других христианских конфессий и нехристианских религий уже воспринимают партию "Единая Россия" как партию чиновников, которые стремятся установить диктат государственной Церкви в оправдание всех своих действий. Другие акции, которые ассоциируются с продвижением РПЦ МП к власти, порождают стихийные движения в защиту конституционного принципа светскости. Такую реакцию вызвало назначение в Экспертный совет при минюсте РФ "сектоведов" – профессиональных православных борцов с "сектами". Акция против сектоведов "Инквизиторам-нет!", которая проводится с 22 апреля, к настоящему времени собрала около 12 тысяч подписей ученых, религиозных деятелей, а также верующих разных конфессий и религий, которые страдают от бессмысленных "антисектантских" кампаний.

Церковные деятели, которые продвигают "Основы православной культуры" в школы, теологию в вузы, а духовенство в армию, тюрьмы и социальные учреждения за государственный счет, часто заявляют о том, что борцы с клерикализмом хотят вытеснить Церковь из общественной жизни. Но это вряд ли возможно. Нельзя выплескивать воду из корыта вместе с ребенком – у Церкви есть духовное и интеллектуальное влияние и силы, епархии и приходы, которые стали ячейками гражданского общества, есть поддержка населения в значительном количестве регионов. Жесткая последовательная светскость государства в России не сможет прижиться в ближайшее время, как сразу не смогла у нас установиться демократия. На территории России принцип светскости корректируется в мусульманских регионах, где ислам предъявляет к власти свои требования, а некоторые руководители призывают жить по мусульманским нормам. В свою очередь, регионами православной экспансии в общественную жизнь вполне могут стать регионы Центральной России, частично Юга, Поволжья, Русского Севера и Урала. Конфликт вокруг клерикализации общества и власти сделает православную Церковь более демократичной, а её отношения с властью и обществом менее формальными. Учитывая общественную реакцию, чиновники пристальнее наблюдают за тем, как Церковь входит в СМИ, школы, вузы и армию. В отличие от предыдущих исторических периодов у Церкви есть возможность действовать самостоятельно, у общества есть возможность наблюдать, соглашаться, критиковать и сопротивляться, а у власти нет возможности и желания принуждать граждан к православию и отправлять за непослушание в Сибирь.

Опыт европейских государств показывает, что светскость государства возможна и при наделении каких-либо Церквей особыми привилегиями. В целом ряде государств Евросоюза католическая, лютеранская и православная Церкви имеют статус государственных и национальных (в Италии, Греции, Англии, Дании, Швеции, Норвегии). Особый статус субъектов публичного права с целым рядом привилегий получают лишь отдельные исторически укорененные религиозные объединения в Германии, Чехии и целом ряде других стран (это могут быть иудаистские общины, католицизм, лютеранство, реформатство, православие, ислам и т.д.). А, к примеру, преподавание религии обязательно в школах Германии, Дании, Норвегии, Греции, Мальты, Ирландии. Особыми исключительными случаями в рамках Евросоюза являются религиозные государства - Ватикан и монашеская республика Афон, а также сама Греция, которая выделяется государственным статусом православной Церкви и запретом на прозелитическую деятельность для других конфессий. Во многих странах ЕС Церкви выполняют чрезвычайно важные социальные функции – официально заключают браки, работают в школах и вузах, государство оплачивает труд священников по окормлению солдат в армии и т.п. О французском опыте и о том, что не всякий антиклерикализм разумен, хорошо сказано в статье эмигранта Никиты Кривошеина "О плавающих, путешествующих, или О том, как российские налогоплательщики могут помочь своим соотечественникам" в "Ежедневном журнале".

Между тем, европейское многообразие систем взаимодействия Церквей и государства имеет единое основание – провозглашение свободы совести для всех. Дискриминация представителей других вер преодолевается постепенно с помощью формирования общей европейской системы права и необходимости соблюдения Европейской конвенции по правам человека. Кроме того, сами верующие создают прецедентное право, подавая жалобы в Европейский суд по правам человека. Так, к примеру, по решению Страсбургского суда Норвегия предоставила фактическое право школьникам изучать иной предмет, помимо обязательного христианского урока. По мнению многих исследователей, французская светскость, итальянская, испанская, португальская религиозность, провозглашаемая нейтральность Германии, национальная религиозность Греции, Англии и северных стран – все это этикетки, которые более невозможно воспринимать всерьез без конкретного понимания того, как это воплощается в реальности (см. например: Ф.М. Брольо, Ч. Мирабелли, Ф. Онида. Религии и юридические системы. Введение в сравнительное церковное право. М., ББИ, 2008). Более того, на протяжении второй половины ХХ века происходил скорее отказ от системы государственных и полугосударственных Церквей в Европе вследствие недовольства официальными Церквами. Помимо растущей секуляризации общества, недовольство было вызвано и тем, что в Испании или Греции Церкви запятнали себя сотрудничеством соответственно с режимом Франко и черными полковниками, а в Восточной Европе - со спецслужбами соцлагеря.

В других странах ЕС отход от государственной религиозности происходил как неформально, так и формально, поскольку именно общественный статус Церкви делал её более народной, поднимал её авторитет, активизировал её социальную деятельность.

В Италии лишь после конкордата 1984 года был окончательно провозглашен светский характер государства. Особый статус лютеранской и православной Церквей в Финляндии отмечен в законодательных актах. Но в 2000 и в 2003 годах были приняты специальные конституционные решения о свободе всякой религии и необходимости защищать свободу совести. Особый статус лютеранства и православия подразумевает сейчас только то, что они независимы во всех своих церковных и общественных начинаниях. Евангелическо-Лютеранская Церковь (ЕЛЦ) Швеции перестала быть государственной немного позже финской Церкви, но, как и в Финляндии, сам процесс отделения церковных структур от властных повысил общественную активность лютеран и оздоровил Церковь. Отсутствие государственных привилегий не стало катастрофой для лютеран или католиков, и наоборот, наличие специального статуса Церкви не делает ее разрушителем европейских норм.

Каждая страна сохраняет свой исторически обусловленный набор символических правил и традиций, которые вписаны в общеевропейские правовые нормы или только вписываются в них, как, например, в Греции. Как показывает практика, наделение Церквей особым статусом или привилегиями, оплата труда духовенства и льготы для религиозных объединений, позволяют использовать гражданский потенциал Церквей в большей мере. Это делается там, где какая-либо религия, как в России православие, играла и играет большую роль в общественной и политической жизни. Государство не может и не должно отказываться от церковных инициатив, а руководство РПЦ МП, естественно, предлагает власти сделать православие мерилом и наполнением для культуры, образования и моральной цензуры.

На все опасения радикальных сторонников светскости государства можно дать простой ответ: свобода и относительный нейтралитет государства рождаются только в процессе отстаивания обществом своих прав, когда народ ощущает, что он становится народом свободы, когда верующие иных конфессий также осознают себя гражданским обществом. Усиление РПЦ МП только подстегнет эти антиклерикальные гражданские настроения, и роль православия будет рано или поздно скорректирована. Но только от самой РПЦ МП зависит – будет ли она в результате этой общественной борьбы "этикеткой" или станет в ходе реформ реальным символом и жизнью для многих граждан страны.

Путь демократизации Церкви, государства и общества затрудняется резкой антидемократической риторикой церковных деятелей, неприятием критики со стороны интеллигенции (врагами и атеистами интеллигенцию представляет, к примеру, отец Всеволод Чаплин), отсутствием желания договариваться с учеными или музейными сотрудниками. Начальство из патриархии не оставляет себе другого выбора, как делать все с помощью силы государственной власти, и тем самым загоняет себя в ловушку. Все что делают недобросовестные чиновники, разрушая веротерпимость и светское государство, ассоциируется с РПЦ МП. Иногда трудно разобрать, где глупость чиновника или политика, а где то, что ему настоятельно посоветовал сделать Патриарх или местный епископ, но виновником всех конфликтов и раздоров в глазах общества оказывается именно Московская патриархия. Несмотря на это, антирелигиозная реакция начала ХХ века, порожденная тоталитарным царским православием, сменяется более мягким антиклерикальным движением, вызванным наступлением "русской цивилизации" Патриарха Кирилла на демократическую Россию и инаковерующих. Но, в отличие от Западной Европы, главными действующими лицами такого движения, помимо последовательных сторонников светскости, становятся верующие разных конфессий.

Роман Лункин.

Источник: "Портал-Credo.Ru"

Фото: www.patriarchia.ru