Люди привыкли думать о правах человека только с точки зрения своего индивидуального права, но право – это еще и ответственность, а значит, самоограничение и обязанность, добровольно принятая на себя из любви к Богу и человеку.
Необходимо различать критику злоупотреблений правами человека и борьбу против самих прав человека.
Эта важная тема, конечно, не была сразу понята обществом, но боюсь, не была понята и церковью. Судя по откликам, расхождение здесь чрезвычайно велико.
Современное секулярное общество признает права человека сами по себе, независимо от источника, который определяет те или иные права, или признает в качестве этого источника социум, или производственные отношения, или общественную необходимость, или космические порядки, или самого человека как индивидуума, о котором и говорил Патриарх, индвидуума – то есть человека эмпирического, падшего, не святого и не претендующего на святость и общение со святыми и святым Богом.
Современные люди привыкли думать о правах человека только с точки зрения своего индивидуального права, но часто не могут понять, что право – это еще и наша ответственность, а значит, и самоограничение, право – это еще и обязанность человека, и обязанность даже в первую очередь, но только принятая на себя добровольно, из любви к Богу и человеку, к Божьему творению и к жизни, всякой жизни как дару свыше.
Патриарх в своей проповеди поднял вопрос христианской антропологии – вот что важно. Отторгая идею человекопоклонничества, в день Торжества Православия он говорил о том, как легко из человека сделать идола, как можно объявить критерием истины в последней инстанции любое падшее существо из человеческого рода или мнение большинства.
Непонимание современными людьми глубоких антропологических и богооткровенных основ приводит к тому, что расцветает эгоизм, расцветают человеческие страсти – не важно, какие они – плотские или душевные или духовные, общественные или индивидуальные – и побеждает не человек в своем призвании, носитель образа и подобия Божьего, побеждает не Бог, Который создал человека и мир и даровал им качества красоты и доброты, любви, свободы и истины, способность к познанию.
Для современного человека, обычного секулярного человека чаще всего этих вещей не существует. И тогда действительно всякая критика злоупотреблений человеческими правами воспринимается как борьба против самих прав человека. Поскольку права эти не поняты так глубоко и целостно, как это проистекает из христианской эсхатологии и антропологии, а также космологии.
Выступление Патриарха открывает путь для антропологических исследований и снова приводит к тем глубоким вещам, о которых давно в церкви не говорилось или почти не говорилось, но о которых на самом деле давно писали, в том числе великие русские мыслители, богословы, философы.
Достаточно вспомнить высказывания на эти темы Николая Александровича Бердяева, которого никто не заподозрит в сервилизме, тем более в отношении советской власти. Вот что он писал, скажем, в «Философии свободного духа», в шестой главе, во второй части: «На ересь гуманизма церковное сознание не дало еще своего положительного ответа, не раскрыло еще всех заключенных в христианстве возможностей для разрешения религиозной проблемы человека. И нет никаких оснований отрицать, что церковное сознание раньше или позже ответит на ересь гуманизма догматическим раскрытием истинной христианской антропологии. <…> Но ответ церковного сознания на ересь гуманизма будет существенно отличаться по своему характеру от тех ответов, которые давала Церковь на прежние ереси. В церковном ответе на ересь гуманизма должна раскрыться истина о творческой природе человека».
Бердяев много сделал для того, чтобы связать христианскую антропологию с даром творчества, свободы, любви, чтобы увидеть в человеке личность, а не просто индивидуальность или некое идеальное существо. И надо из этого делать выводы.
Пора уже продолжать эту работу в самой Церкви, которая могла бы показать людям всего мира, что есть человек и как он может жить перед Богом не как раб, а как достойное чадо, достойный сын Его.