Евангельские церкви в России: путь от гонений к вершинам власти

Протестанты, как и многие другие верующие, жестоко пострадали в советское время. Для абсолютного большинства конфессий – от православия и католицизма до евангельского движения - советский период был трагическим провалом, перерывом в нормальном развитии, даже если отдельным церквям и их руководству удавалось легализоваться. Лояльность по отношению к руководству СССР тяжким бременем легла на те церкви и движения, которые были вынуждены по тем или иным причинам договариваться с советской властью. Лояльность породила внутренние болезни этих церквей и разделения внутри них, культивировало лицемерие в жизни общин и, в особенности, в их руководстве. Поэтому ни мирное, ни подпольное существование не гарантировало церквям ведение христианской жизни. Можно с уверенностью сказать, что манипулирование церквями и гонения в то время не приносили никаких преимуществ верующим.

В связи с этим возникает естественный вопрос: почему в таком случае евангельское движение стало одним из самых успешных после перестройки и с середины-конца 1980-х годов стало стремительно развиваться во всех республиках бывшего СССР? Почему, начав с нуля, церкви и их лидеры вошли в той или иной степени в политический истеблишмент на федеральном и региональном уровнях?

Никаких предпосылок для энергичного укрепления церковной миссии по прошествии 25 лет после развала советской системы, казалось бы, не было. Несмотря на открытость общества горбачевского периода и массовый интерес к любой вере против развития евангельского движения играло два новых фактора. Во-первых, это массовая эмиграция лучших и самых активных верующих, как правило, переживших гонения, с их семьями в США и Европу в 1980-е и 1990-е годы, многие уезжали или перевозили свои семьи в Америку даже в 2000-х годах. Во-вторых, это антисектантские кампании, которые периодически обрушиваются на евангельские церкви в России. От них в большей степени, как и в советское время, страдают пятидесятники, но сектоборцы совместно с миссионерскими отделами епархий РПЦ, в конечном счете, представляют всех протестантов потенциальными мошенниками и сумасшедшими так же, как это делали советские безбожники. Кроме того, прозападные постперестроечные симпатии общества, которые, в том числе, привлекали на евангелизации толпы народа, в 2000-х годах сменились ксенофобией.

Казалось бы, протестантам не на что было рассчитывать в новой России, но именно преследования советского периода, жизнь при советском строе изменила евангельские церкви настолько, что они стали своими, «родными» для российского общества, а не чуждыми православной культуре «еретиками».

Гонения сделали баптистов, евангельских христиан, адвентистов и других остававшихся при советском строе евангельских верующих причастными к христианскому сообществу России в целом. Как признаются многие пасторы, не только самое начало 1990-х годов, но и советские годы были самым благоприятным временем для православно-протестантского диалога. В тюрьмах вместе сидели католики, баптисты и православные. Даже в рядах лояльной советским властям верхушки религиозных лидеров (ВСЕХБ и РПЦ МП) православные были бок о бок с протестантами из Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов и вместе пропагандировали мирную политику СССР, помогали властям избавлять свои же церкви от внутренних диссидентов.

Изменился также социальный состав протестантских церквей. До революции 1917 года баптисты и евангельские христиане были, в основном, зажиточными крестьянами и купцами, частично дворянами и городской интеллигенцией, то в советское время протестанты были низведены до рабочего класса. Верующие не имели права получать высшее образование. Однако в значительной степени к 1980-м годам протестанты были квалифицированными рабочими, то есть являлись тем самым «пролетариатом», который и должен был составлять основу советского строя. В результате, советское время растворило протестантов в российском обществе — в настоящее время верующих можно встретить среди всех возрастов и профессий, бедных и богатых.

1965 год, богослужение Владивостокской церкви евангельских христиан-баптистов на развалинах Дома молитвы, незаконно снесенного городскими властями в 1959 году.

Антирелигиозные репрессии и существование в предлагаемых обстоятельствах советской системы стали самой лучшей прививкой свободы и приверженности демократии для российского протестантизма. Именно у баптистов и пятидесятников было самое масштабное в Советском Союзе подпольное движение незарегистрированных церквей, которое зародилось в 1950-х-начале 1960-х годов. Уже ушедшие из жизни глава Совета Церквей ЕХБ Геннадий Крючков и лидер Объединенной церкви ХВЕ Иван Федотов являются легендарными личностями, пострадавшими от безбожников. Они возглавляли нелегальное движение — внутреннюю фронду окружающему безбожию, которое так и не удалось подчинить властям (и до сих пор СЦ ЕХБ и ОЦ ХВЕ независимы и влиятельны во многих регионах России и СНГ).

Доведенные до отчаяния верующие, даже будучи вполне советскими по своему быту и воспитанию, обращались к папе Римскому и президенту США с просьбой защитить их религиозную свободу, видели в США образец государства, где христиане могут свободно жить по евангельским заповедям. Несмотря на отсутствие хорошего светского образования, пятидесятники и баптисты обладали столь же твердым осознанием важности демократических ценностей для общества, христианского принципа свободы вместо несвободы, как и значительная часть российской интеллигенции к 1970-80-м годам. Протестанты активно сотрудничали с диссидентами-правозащитниками, переправляя сведения о гонимых за рубеж.

После религиозного бума 1990-х годов многие эксперты ожидали спада протестантского движения, так как связывали его, прежде всего, с иностранными миссиями и их акциями на стадионах. Православным активистам, борцам с сектами, которые незнакомы с протестантской историей казалось, что без западной поддержки евангельские церкви постепенно отомрут. Однако парадокс заключается в том, что войти в высшие эшелоны власти протестанты смогли не в ельцинское, а в путинское время.Одновременно происходило усиление влияния РПЦ и стало нарастать стремление православия утвердить свое монопольное положение в стране и ограничить влияние «нетрадиционных» церквей - естественных конкурентов православия - протестантов.

Однако к этому времени протестантизм уже стал значительной силой гражданского общества и прошел период инкультурации – стал частью русской культуры, как и православие. Политическая сектофобия, направленная против протестантских конфессий, не достигла своей цели. Борьба с сектами по существу осталась информационным шумом без каких-либо значимых результатов, хотя «страшные секты» и являются популярным сюжетом в масс-медиа на волне антизападничества после оранжевой революции в Украине в 2005 году и кризиса 2014-2015 годов.

Основными общественными достижениями протестантов можно назвать следующие.

Протестанты разделяют ответственность за политическое развитие страны. В десятках регионах России пасторы, наряду с православными, входят в разного рода советы при губернаторах, в советы при тюремных учреждениях или тех, кто занимается контролем за оборотом наркотиков. Символом власти евангельского движения стал епископ Сергей Ряховский, который полностью принял на себя удар политического ритуала. Встречи и рукопожатия, дружба с депутатами и сенаторами оказывают действие и на служителей, и на чиновников в регионах.

Мировоззрение евангельских церквей отражает общественное сознание россиян. Вслед за значительной частью российского общества пасторы отказались от своих прозападных симпатий, многие поддерживают В. Путина и его политику искренне и основываясь на патриотических чувствах. Кризис в Украине показал, что протестанты неотделимы от общества, которое в значительной своей степени сочувствует жителям Донбасса и понимает жителей Крыма (акции пятидесятнической церкви «Живая вера» в Пензе стали ярким свидетельством государственнического патриотизма). При этом ценности свободы и демократии остаются у протестантов в крови — бывший глава Союза ЕХБ Юрий Сипко, как и целый ряд других пасторов, выражают точку зрения характерную для либеральной интеллигенции. Но примечательно, что Сергей Ряховский, которого неоднократно критиковал Юрий Сипко и другие пасторы, не выступал никогда с осуждением их демократических позиций. Демократизация России неизбежна и происходит медленно, но поступательно, поэтому протестанты могут в будущем сыграть ключевую роль в возрождении общественных институтов.

Пасторы прошли путь от стремления реформировать православие или мимикрировать под него, подражать, до осознания своей самостоятельной роли рядом с РПЦ, в православно ориентированном обществе. Об обновлении православия и реформации писал еще лидер евангельских христиан Иван Проханов. В 1990-е годы служители также надеялись на диалог с РПЦ и евангелизацию православия с тем, чтобы вместе изменить страну. Ассоциация «Союз христиан» при ушедшем из жизни Игоре Никитине разрабатывала концепцию борьбы византинизма и евангелизма в русской истории — стремление увидеть проблески открытой евангельской веры в новгородских еретиках и в служении преп. Серафима Саровского. В русле поисков своего исторического места были также и отдельные попытки стать православными протестантами — создать церковь с православным обрядом, использовать иконы, носить рясу с крестом и бороду. Иллюзии изменения РПЦ, диалога с православием рассеялись. Однако осталась символика, которая позволяет быть на одном политическом уровне с представителями РПЦ - повсеместно объединения церквей именуются епархиями, старшие пасторы епископами, некоторые архиепископами, есть Дома молитвы, построенные в православном стиле.

Все более значимую роль в развитии российского протестантизма как явления начинает играть Евангелическо-Лютеранская церковь. Она представлена в России двумя крупнейшими направлениями — немецкая по происхождению ЕЛЦ и финская Церковь Ингрии. Отдельно от евангельского движения (баптистов, евангелистов, пятидесятников, адвентистов, методистов, пресвитериан) лютеранство рассматривается в силу своего иного происхождения и исторического пути. Первые протестанты появились в Москве еще при жизни Мартина Лютера, но до революции 1917 года лютеранство было этнически нерусским. В Советском Союзе лютеранские церкви действовали только в Литве. Лишь в 2000-х годах после волн эмиграций и новой миссии лютеранство стало также, как и баптизм, и пятидесятничество, абсолютно русским явлением.

Антипротестантские гонения 2010-х годов можно назвать испытанием патриотизмом, особенно, в связи с событиями в Украине, и уже сейчас можно сказать, что это испытание евангельские верующие выдержали. Однако никакие испытания (надеясь на невозможность сталинских гонений) уже не в силах поколебать евангельское сообщество России – верующие все смелее заявляют о себе именно как члены церкви в публичном пространстве – в политике, среди депутатов и мэров, в социальном служении, бизнесе, спорте, поп-музыке.

Проповедники черпают свое вдохновение из Евангелия, они заражают своей верой, которая идет, в том числе, от почвы — от ощущения своей укорененности в культуре и на русской земле. Достижения современных церквей, их уверенность в своей общественной миссии, во многом объясняются той силой, которая была заложена пасторами-героями веры в советское время, памятью о тех лишениях, которые были в советский период. А это значит, что российский протестантизм до сих пор развивался по инерции и находится в начале своего пути - выработки нового полноценного понимания своей роли в русской культуре и демократическом обществе, чтобы «открыть Россию для Слова Божьего».

источник: Invictory