Славянский правовой центр. Журнал "Религия и право"

Екатерина II именным указом Правительствующему Сенату от 5 мая 1785 года учредила Кавказское наместничество, состоящее из двух областей: Кавказской и Астраханской(1). Увлеченная западными принципами веротерпимости и удовлетворяя потребности мусульманского населения России, императрица в 1788 году учредила в Уфе Оренбургский муфтият. В 1794 году появился второй муфтий – Таврический, в чьем ведении состояли крымские татары. В 90-х годах XIX века правительственной комиссией по татарским делам при МВД был поставлен вопрос о том, следует ли учреждать третий муфтият во Владикавказе, однако он так и остался открытым, поскольку многие российские деятели считали, что открытие муфтиятов было серьезной государственной ошибкой(2).
Жизнью мусульман Кавказа руководили созданные в 1872 году Суннитские и Шиитские духовные управления, подведомственные царской администрации края. Центральным правительственным органом, контролировавшим жизнь российских мусульман, по-прежнему оставался Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел(3). А. И. Ногманов, казанский ученый, дает детальную периодизацию истории взаимоотношений между царизмом и исламом в России. Он выделяет 50-60 годы XIX века - 1917 г. как период «цивилизованного» или скрытого отрицания ислама, носившего не столько законодательный, сколько идеологический характер. «Цивилизованность» выражалась в завуалированности действий властей, в создании системы правовых ограничений для мусульман на уровне подзаконных и ведомственных актов. Качественно новый поворот в отношении Российского государства к исламу связан с реакцией российских мусульман на Крымскую войну, усилением отпадения крещеных татар, резким увеличением мусульманского населения империи за счет новых территориальных приобретений. Со второй половины XIX века ислам начинает рассматриваться уже как сила «опасная» для самой самодержавной власти, а не просто как чуждое православному государству вероисповедание(4).
На рубеже XIX – XX веков империя Романовых вступила в эпоху «сумерек монархии». Два последних десятилетия XIX века стали временем торжества охранительной политики «православного консерватизма», попыток «великодержавного» наступления на нравы неправославного населения империи(5). Российское правительство всячески препятствовало созданию самостоятельного северокавказского мусульманского духовного управления. Когда в 1889 г. командующий войсками Кавказского военного округа возбудил перед военным министром ходатайство об учреждении Управления духовными делами мусульман Кубанской и Терской областей, ему было отказано ввиду того, что «при таком устройстве муфтий и духовное управление будут затруднять непосредственное воздействие администрации на духовенство(6)».
Чиновники и местные духовные лидеры неоднократно высказывали пожелания об образовании нового муфтията для Северного Кавказа. В 1890 г. князь А. М. Дондуков-Корсаков предлагал создать духовное управление мусульман во Владикавказе. Этот проект был отклонен по настоянию МВД: усиление влияния служителей мусульманского культа уменьшило бы значение русского воздействия на население, духовенство и школы. За образование муфтията на Северном Кавказе высказывался и начальник Терской области(7). Во всеподданейшем отчете за 1909 год наказной атаман Терского казачьего войска писал, что упорядочить религиозный вопрос можно лишь путем учреждения самостоятельного мусульманского духовного управления и семинарии с преподаванием в ней кроме богословских и светских наук на арабском и родном языках еще и русского языка. На полях данного отчета император Николай II начертал: «С этим я не согласен»(8). В 1893 году в Военном министерстве возник план переподчинения духовных дел мусульман Северного Кавказа местным гражданским властям, однако и этот план не осуществился.
Очень неудобным для горцев Терской области было расположение их духовного мусульманского правления. В Закавказье имелось в тот период Шиитское и Суннитское духовные правления, но ведение их не распространялось на Терскую и Кубанскую области. Мусульманское население этих областей подчинялось учрежденному в Уфе магометанскому духовному собранию.
Оренбургское магометанское духовное собрание непосредственно главенствовало над всем исламским духовенством, исключая область Таврического духовного управления с центром в городе Симферополе, западные губернии и Закавказье. Оренбургское собрание воздерживалось от управления духовными делами мусульман Северного Кавказа, ссылаясь на то, что последние до сих пор не были переданы в его ведение. Сама кавказская администрация не знала, к кому надлежит в случае необходимости обращаться – к муфтию закавказскому или оренбургскому. Таким образом, фактически Северный Кавказ в духовном отношении не подчинялся Оренбургскому духовному правлению, а в Терской и Кубанской областях религиозная жизнь находилась под контролем военных властей(9). На территории Терской области проживали в основном мусульмане-сунниты. Для суннитского ислама характерны прагматизм, установка на узаконение утвердившихся убеждений, обрядов и институтов.
Очерчивая в 1911 г. важнейшие стороны тогдашней русской жизни, фельдмаршал Д. А. Милютин полагал целесообразным предоставить лицам «иноплеменного» населения, в том числе и мусульманам, все «общие права по службе государственной и общественной, так же, как и по всем легальным видам деятельности»(10). Однако на практике российские мусульмане были лишены многих прав, в отличие, например, от христианского населения страны. Так, во Владикавказе была необходимость в создании духовной семинарии для подготовки кадиев и мулл, однако этого сделано не было. В то же время христианские духовные семинарии и школы действовали на Кавказе почти повсеместно.
Чечня славилась ученостью своих мулл, в числе которых были духовные лидеры, известные на всем Кавказе. Мулла обыкновенно договаривался с общиной об исполнении богослужений и других обязанностей на один год, по прошествии которого по взаимному согласию договор мог быть оставлен в силе и на следующий год. Нередко сельский старшина бесплатно брал на себя обязанности муллы.
Мечети являлись особым юридическим лицом. Они владели недвижимым (мечетные загоны и покосы) и движимым (мечетные овцы) имуществом. Население выражало беспокойство – как бы правительство не уничтожило право мечетей на эти земли. По дорогам, вдали от поселений, встречались маленькие молельни, устроенные благочестивыми людьми над родником, выбивающимся из-под земли. Молельни составляли общее достояние. Здесь останавливались отдохнуть и помолиться(11).
До установления российской власти муллы не вели учета рожденных детей. По распоряжению наместника на Кавказе по мечетям стали рассылаться в 2-х экземплярах метрические книги, куда муллы были обязаны вписывать всех новорожденных. Велись книги на арабском языке, с обязательным переводом на русский язык, засвидетельствованным аульным старшиной. Проверкой метрических книг занимались кадии – шариатские судьи(12). На кадиях лежало общее наблюдение за духовенством, мечетями и мечетными школами. Кроме того, кадии, как непременные члены горского словесного суда, решали брачные дела и принимали экзамены на утверждение духовных должностей. В случае обжалования решений кадия или горских судов по религиозным вопросам эти жалобы сообщались начальником области на заключение Оренбургскому магометанскому духовному собранию или же Закавказскому суннитскому духовному правлению и после получения такого заключения начальник области выносил окончательное решение. Для облегчения благонадежности призванных в царскую армию мусульман в каждом военном округе была введена должность штатного муллы.
Мусульмане в конце XVIII века составляли всего 4% населения России; их доля заметно выросла только в XIX веке. По материалам переписи 1897 года мусульмане являлись второй по численности после православных вероисповеданий группой населения империи. Их насчитывалось 13 889 421 человек. На Кавказе мусульмане составляли 1/3 населения(13).
Только в период с 1853 по 1859 год в начавших тогда функционировать частных татарских типографиях было издано 82 300 экземпляров Корана, 169 900 экземпляров его частей (хавтиак). Каждый успех, достигнутый Россией на пути развития науки, техники, культуры и просвещения сказывался в какой-то мере на ее мусульманском населении: среди него появились обученные солдаты и офицеры, технически грамотные рабочие и специалисты, зарождалась гуманитарная интеллигенция, в основном вышедшая из среды мусульманского духовенства, развивалось школьное дело, книгопечатание, журналистика, подчас опережавшие аналогичные явления в остальном мусульманском мире(14).
На Северном Кавказе во второй половине XIX века государству приходилось быть особенно осмотрительным по отношению к исламу. К «нецивилизованным» средствам «отрицания» ислама власть старалась прибегать в редких случаях и только тогда, когда она вполне была уверена в своих силах и возможностях. Наместник на Кавказе (1862-1881 гг.) Михаил Николаевич Романов во всеподданейшем отчете главнокомандующего за 1863-1869 гг. сожалел о том, что «как ни желательно, в интересах православия и русской власти, уменьшить, по возможности, преобладание в горском населении мусульманского элемента, но, с одной стороны свойственная той же власти веротерпимость, а с другой – опасение неблагоприятных для спокойствия края последствий побуждают ограничиваться одними паллиативными средствами». Эти паллиативные средства, по мнению наместника, должны заключаться в поддержании христианства в крае и противодействие мусульманству в тех случаях, когда оно ведет свою пропаганду насильственно, с явно политическими целями(15). Начальник Терской области в своем отчете за 1892 год отметил некоторые моменты положительного влияния ислама на население вверенной ему территории. «Учение кунтистов, - писал он, - как в нравственных своих основаниях, так отчасти и в сфере мистической не только не вредно для туземного населения, но в значительной мере оказывает на него безусловно полезное влияние, налагая на своих последователей обязательство делать добрые дела и постоянно стремиться к общению с Богом…»(16). Чеченская устная традиция сохранила слова Кунта-Хаджи, еще в эпоху имамата Шамиля требовавшего прекратить войну, чтобы спасти народ от истребления. Так же устная традиция приписывает шейху Дени Арсанову следующие слова : «Как раньше для войны требовалась шашка, так сегодня нам нужны наука и знания»(17). В 1904 г. Терский областной комитет выступил с инициативой установить образовательный ценз для мусульманского духовенства. В 1894 г. МВД запретило преподавать в мусульманских школах иностранным подданным, а также пользоваться религиозными книгами заграничного издания. Министерство просвещения упорно пыталось распространить свой контроль на мусульманские конфессиональные школы, но в этом вопросе не встречало поддержки МВД, боявшегося усиления недовольства мусульман. Первостепенное значение в «успокоении» кавказских мусульман, по словам военного министра Д. А. Милютина, могла сыграть организация Россией системы образования горцев «у себя самих» при участии лояльных по отношению к монархии Романовых исламских духовных лиц. Милютин как рационально мыслящий прагматик понимал, что лишь силой «подавлять религиозность» мусульман-горцев Кавказа нельзя и поэтому надо изыскивать более гибкие способы и обходные пути воздействия на местное «мусульманство». Мусульмане в Российской империи XIX века представляли собой значительную силу, что учитывали российские власти, не без успеха пытавшиеся привлечь их на свою сторону. В частности, известно, что османский консул в Тифлисе Хасан Хасиб жаловался в Стамбул на кавказского муфтия Хусейна Гаябова как главного проводника политики России среди мусульман, награжденного за это царским орденом Св.Владимира.
К концу XIX века мусульман в России было столько же, сколько и в Османской империи, - 18 млн. Вместе с тем верхушка мусульманских общин в России XIX века при всей своей внешней зависимости от царских властей на деле обладала весьма реальной самостоятельностью и умело ею пользовалась. «Дореволюционное мусульманское духовенство Русской империи, - писал известный на Западе чеченский историк Абдурахман Авторханов, - выступало не только как высшее моральное руководство живущих в ней мусульманских народов, но представляло собой одновременно и организованную национально-политическую силу, с которой считалось правительство. Оно представляло собой и экономическую силу – мусульманские учреждения владели вакфами, т. е. движимым и недвижимым имуществом, завещанным в пользу мечетей. Вакфы располагали благотворительными учреждениями (госпиталями, приютами для стариков, вдов, сирот). В их распоряжении имелись и земли, которые безвозмездно обрабатывались верующими»(18).
Начало познания и сближения двух мировых культур началось для России очень давно. Русские составляли 2/3 жителей всех улусов Золотой Орды, казачьи войска в Орде так и называли «Ордынская Русь». Ранее преобладавшие в южнорусских степях кыпчаки-половцы составляли значительную часть казаков. Постоянная экономическая связь с русскими городами, где казаки сбывали продукты охоты, скотоводства и рыболовства, смешанные браки, нескончаемый приток беглецов из русских земель (по экономическим и религиозным причинам, но чаще – по политическим соображениям или в поисках безопасности) создавали условия для формирования в казачьей среде особого варианта русского этноса с обычаями, чертами языка и быта, заимствованными у других народов. А среди этих народов были потомки самых разных этносов. В частности, установлено наличие потомков хазар как среди татар Астрахани (мусульман), так и среди казаков Северного Кавказа (христиан)(19). В годы Кавказской войны беглых русских солдат и офицеров, казаков у Шамиля было очень много, и он очень ценил их. Для пленных и перебежчиков вблизи Ведено был построен отдельный поселок с церковью и костелом. Русских крестьянок или казачек, отбившихся от родного гнезда, Шамиль посылал в это поселение, и они вольны были выбрать там себе мужей, причем один из поселенцев, по общему избранию, исполнял при венчании обязанности священника. Если же кто из поселенцев добровольно принимал ислам, то такому предоставлялось право жениться на мусульманке и давался земельный надел. В имамате поляки даже создали полковой оркестр, игравший мазурку во время наступления горцев(20). При несомненном стремлении Шамиля придать войне религиозный характер связи между горцами-мусульманами (в первую очередь чеченцами) и русскими-христианами (прежде всего казаками) не прерывались. Об этом горско-казачьем содружестве было немало написано в XIX веке, в частности о гребенском казаке, в 1819 году переплывшем буйный Терек, чтобы предупредить чеченцев о предстоящем штурме их селения Дады-Юрт; о бегстве к Шамилю казака Яхонтова с пятью товарищами в 1849 году, восьми казаков и казачек в 1850 году, 33 казаков и двух священников-старообрядцев в 1851 году.
Справедливости ради надо подчеркнуть, что в целом ислам в России никогда не искоренялся. Правящая династия Романовых даже роднилась с касимовской знатью: тетка Петра I Евдокия Васильевна Нарышкина (жена брата царицы Натальи Кирилловны) была внучкой касимовского царя Алп Арслана, происходившего по прямой линии от Кучума. При этом Москва всячески подчеркивала свое уважение к исламу. «Мой государь – говорил в Стамбуле русский посол Иван Новосильцев в 1570 году, - не враг мусульманской веры. Слуга его, царь Саип Булат, господствует в Касимове, царь Кайбула в Юрьеве, князья ногайские в Романове, все они свободно и торжественно славят Магомета в своих мечетях»(21). Служилый касимовский хан Шах-Али (одно время бывший ханом Казани) командовал армией Ивана Грозного в Ливонской войне. Сам Иван Грозный со стороны матери происходил от князей Глинских, возводивших свой род к бежавшим в Литву в XIV веке потомкам золотоордынского правителя Мамая. Царевич Худайкул (в крещении Петр Ибрагимович) четырежды замещал в Москве уходившего в военные походы великого князя Василия III (1505-1533). Знаменитому роду князей Юсуповых положил начало предводитель ногайских татар Юсуф-мирза, поступивший на службу к Ивану Грозному. Князья Урусовы происходили от Едигея (одного из полководцев Тамерлана), князья Черкасские – от мамлюкского султана Египта XV в. Сайф ад-Дина Иналя. Эмиры и князья, а также прибывшие с ними соплеменники (дружинники, родственники, друзья, единомышленники), постепенно смешиваясь с русскими, дали впоследствии начало множеству фамилий российского дворянства. К Корану и вообще учению ислама неоднократно обращались русские писатели и философы: А. Пушкин, И. Бунин, П. Чаадаев, Л. Толстой, В.Соловьев и Г.Федотов. Еще в 1716 году по приказу императора Петра Великого был переведен на русский язык Коран. В отличие от первых переводов, сделанных с французского и английского языков, в 1878 году впервые был создан перевод оригинального арабского текста Корана. Переводчиком был Гордий Саблуков, казанский миссионер и востоковед, учитель Н. Г. Чернышевского по Саратовской гимназии. В 1787 году в типографии Академии наук по приказу Екатерины II впервые в России был напечатан полный арабский текст Корана. В 1800 г. в России было разрешено печатать без ограничений мусульманскую религиозную литературу, чем и занялась специально открытая для этого в 1802 г. типография в Казани. К 1806 году она издала ряд книг по исламу общим тиражом свыше 40000, в том числе 3500 экземпляров Корана. В 1832 году Коран был здесь же переиздан тиражом 6000, в 1852 году – 23600, к 1859 году тираж достиг 82300 экземпляров. Все эти издания получили широкое распространение среди мусульман не только в России, но и за ее пределами. Они послужили образцом для последующих изданий Корана в Османской империи, Индии и Египте. Характерно, что арабо-мусульманская культура и теология изучались по первоисточникам в научно-учебных заведениях империи, например в Казанском университете, в Ришельевском лицее Одессы: Л. Н. Толстой изучал арабский и турецкий языки в Казанском университете. В городах России (Петербурге, Казани, Баку, Оренбурге, Тифлисе, Бахчисарае, Ташкенте, Темир-Хан-Шуре) работали типографии с арабским шрифтом. В 1911-1914 гг. делались попытки перевода Корана на татарский и азербайджанский языки для мусульман, плохо знавших арабский.
Все это происходило далеко не в светском государстве, а в стране, государственной религией которой являлось православие. К XIX в. русское правительство в основном поняло необходимость сотрудничества с мусульманами, а общественное мнение России стало проявлять постоянный интерес и уважение к исламу. По мере того, как с середины XIX в. происходило стремительное расширение границ Российской империи, постепенно менялась официальная позиция относительно исламоведческой подготовки чиновников. С конца XIX – начала XX вв. компетентность в области исламоведения стала входить в перечень профессионально значимых показателей для российских государственных служащих в регионах традиционного распространения ислама. В это время начинают действовать курсы по изучению основ мусульманского вероучения и шариата при Министерстве иностранных дел и Министерстве внутренних дел.
До сих пор остается без удовлетворительного ответа вопрос: в чем, собственно, причина столь длительного и ожесточенного противостояния между северокавказскими народами, прежде всего чеченцами, и Россией? Попытки объяснить его прежде всего религиозными противоречиями ничего на самом деле не объясняют. Из всех течений христианства и ислама особенно близки по своей сути и духу православие и суннизм. Между приверженцами этих верований могло бы не быть серьезных конфликтов, если бы следователи всем предписаниям своих вероучений.
Православная церковь на Северном Кавказе с самого начала не проявляла особой миссионерской активности в отношении коренных горских народов, вследствие чего в XVII-XIX вв. одновременно с процессом становления в регионе православных церковных структур среди славянского населения происходило завершение исламизации кавказских горцев. В состав России, рассуждал В. С. Соловьев, входили представители западных и восточных народов; «…и если должна быть война, то это уже будет война междоусобная. Тут уже не одна христианская совесть, но и человеческая мудрость говорит о примирении»(22). Необходимо учитывать также тот факт, что ни в царское, ни в советское время у церкви не было ни потребности, ни возможности открыто объявлять о своем понимании принципа свободы совести: ее деятельность полностью контролировалась государством, и мнение церкви на сей счет власть не интересовало.
Из истории российской экспансии следует, что в рамках своей традиционной политики и практики, государство, начиная с московских времен, обнаруживало определенную терпимость к верованиям своих неправославных подданных. И хотя оно приветствовало и поддерживало миссионерскую деятельность носителей православия, но лишь до той поры, пока такая деятельность не создавала угрозу для достижения главных первичных целей этого государства – поддержания социальной и политической стабильности и извлечения хозяйственной выгоды из интегрированных в состав России территорий(23). В 1866 г. кистов-мусульман насильственно крестили. В начале XX века в кистинских селах увеличилась численность мусульманских проповедников. Отсутствием у кистов собственной письменности воспользовались муллы, пытавшиеся ввести у кистов изучение арабского языка, однако многие кисты, когда-то принявшие крещение, не позволили своим детям учить арабский язык(24). В России, по общему принципу, свобода проповеди принадлежала исключительно православной церкви, как господствовавшей, а следовательно, привилегированной. Иноверцы не могли обращать в свою веру православных. Всякое отпадение от православия считалось преступлением, против которого принимались как предупредительные, так и карательные меры. Отвлечение и отступление из православия в другую веру несло «совратителю» каторгу. Согласно закону 4 декабря 1862 г. иноверцы-нехристиане до 14-летнего возраста крестились не иначе, как с письменного согласия их родителей или опекунов, с 14 лет – без согласия последних. Решением Сената от 12 марта 1891 г. наказывались лица, препятствовавшие убеждением, угрозами и насилием принимать другим людям крещение. Однако в российском законодательстве так и остался открытым вопрос о наказаниях за насильственное обращение иноверца в христианское исповедание. По закону, дети, родившиеся в смешанных браках, должны были быть воспитаны в христианской вере. Высшего распоряжения о поселении христиан среди мусульман никогда на Кавказе не было, наоборот, приверженцам ислама запрещалось жить с христианами и их выселяли из сел. Согласно Переписи 1897 г., в Терской области проживало 39,5% православных, в Кубанской области – 91,1%, в Дагестанской области жило всего 2,9% православного населения. Процент староверов (3,72%) ко всему населению Терской области был самый высокий на Кавказе. Количество иудеев по отношению ко всему населению Терской области было довольно значительно (0,7%). В городе Москве эта величина составляла 0,77%, в Петербурге – 1,34%, в Нижегородской губернии 0,17%. Мусульман в Терской области было подавляющее большинство, по сравнению с количеством приверженцев других верований.
К сожалению, зачастую мусульмане Северного Кавказа были ограничены в некоторых правах, относящихся к свободе совести. Например, в Терской области преследовались зикристы, публично исполнявшие обряды своей веры; в армии и на государственной службе мусульмане могли подняться по иерархической лестнице только до определенного уровня и т.д. В то же время после завершения Кавказской войны, имея значительное политическое и военное превосходство, царское правительство не допустило насильственного крещения чеченцев, как это делали европейцы в своих колониях.

1 Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). – М., 2001. С.269.
2 Воронец Е.Н. Нужны ли для России муфтии? – М.,1891. С.1.
3 Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи. // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Составитель и автор вводной статьи, комментариев и приложений Д. Ю. Арапов. – М., 2001. С.23.
4 Ногманов А.И. Государственно-исламские отношения в России во второй половине XVI – начале XX в. // Пути познания России: новые подходы и интерпретация. – М., С.303.
5 Арапов Д.Ю. Указ. соч. С.24.
6 История религий в России. – М.,2001. С.448.
7 Белов Ю.С. Правительственная политика по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905-1917 гг. Дисс. канд. ист. наук. – СПб.,1999. С.301.
8 Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (19-нач.20 в.). – СПб.,1998. С.129.
9 Белов Ю.С. Правительственная политика по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905-1917 гг. Дисс. канд. ист. наук. – СПб.,1999. С. 301.
10 Арапов Д.Ю. Д.А.Милютин о «мусульманстве» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных, экономических и технических наук: Межвузовский сборник научных и научно-методических трудов. Т.2. Вып.2. – М., 2003. С.229.
11 Труды Комиссий по исследованию современного положения землепользования и землевладения в Нагорной полосе Терской области. – Владикавказ,1908. С.216-217.
12 Рыбаков С.Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман в России. – Пг.,1917. С.14.
13 Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Составитель и автор вводной статьи, комментариев и приложений Д.Ю.Арапов. – М., 2001. С.24.
14 Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып.1. – М.,1998. С.23.
15 Мачукаева Л.Ш. Система управления Северным Кавказом в конце XIX – начале XX века (на материалах Терской области). Дисс. канд ист.наук. – М., 2004. С.158.
16 Всеподданейший отчет начальника Терской области и Наказного Атамана Терского казачьего войска о состоянии области и войска за 1892 год. – Владикавказ, 1893. С.23.
17 Сигаури И.М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. Т.II. – М., 2001. С.16.
18 Ланда Р.Г. Ислам в истории России. – М., 1995. С.133-134.
19 Ланда Р.Г. Там же. С.77.
20 Шамиль. Иллюстрированная энциклопедия. – М., 1997. С.77.
21 Ланда Р.Г. Указ. соч. С.72-73.
22 Щетинина Г.И. Вл. Соловьев: исторические взгляды // История и Историки. – М., 1995. С.246.
23 Каппелер А. Россия – многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. – М., 2000. С.107.
24 Маргошвили Л.Ю. Культурно-этнические взаимоотношения между Грузией и Чечено-Ингушетией. – Тбилиси, 1990. С.231.

Ибрагимова Зарема Хасановна,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.