Русская православная церковь и армия: опыт истории и современные проблемы взаимодействия

Пчелинцев А.В., адвокат, главный редактор

журнала «Религия и право», профессор

Российского государственного гуманитарного университета,

сопредседатель НП "Славянский правовой центр"

 

 

Русская православная церковь и армия:

опыт истории и современные проблемы взаимодействия

 

Введение

     Настоящий доклад является попыткой автора подвести итог в области исследований военно-религиозной проблематики, которая находится на стыке права, религиоведения, военной истории и педагогики. Первые статьи на эту тему были опубликованы автором в период службы в органах военной юстиции в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого столетия. Более ранние попытки автора разместить в центральных военных журналах статьи по данной проблематике и обратить внимание общества на нерешенность подобных проблем были безрезультатными. В то время сделать это было довольно трудно. При наличии цензуры и статьи 6 Конституции СССР о направляющей и руководящей роли КПСС любые публикации на данную тему рассматривались как посягательство на атеистическую природу советской армии. Однако гласность и перестройка позволили приступить к освещению данной темы, с начала в виде историко-правовых публикаций, а затем и в виде научных рекомендаций по внедрению исторического и зарубежного опыта реализации свободы совести и вероисповедания в практику современных Вооруженных Сил [1].

     Последующее участие автора в законотворческой деятельности в рабочих группах по подготовке проектов федеральных законов «О статусе военнослужащих», «Об альтернативной гражданской службе», «О свободе совести и о религиозных объединениях», в комиссии Конституционного совещания по доработке проекта Конституции Российской Федерации, подвели автора к необходимости сформулировать свой собственный взгляд на данную проблему.

     Актуальность данной работы продиктована также тем, что в настоящее время в Вооруженных Силах России начал формироваться институт военного духовенства. Однако действующая нормативно-правовая база при этом существенно отстает от реальных потребностей сегодняшнего дня и не выдерживает критики. Конституционные принципы светскости государства, равенства религиозных объединений перед законом, недопустимости дискриминации по признаку отношения к религии, гарантированности свободы совести и свободы вероисповедания для каждого на практике подвергаются серьезным испытаниям на прочность, поскольку убеждения верующих военнослужащих не православных конфессий, либо неверующих военнослужащих часто в расчет не берутся. Такое положение дел вызывает серьезную озабоченность не только юристов и правозащитников, но и многих граждан. Однако и оппоненты нередко становятся на крайние позиции вплоть до отрицания всякого права на религиозную жизнь внутри армейских и флотских коллективов. Представляется, что истина как всегда находится посередине. Поэтому автор постарался сосредоточиться, прежде всего, на историческом и сравнительно-правовом анализе военно-конфессиональных отношений с учетом как традиционных национально-культурных и религиозных ценностей, так и ценностей современного демократического общества.

    

Публикации и источники

     Проблема обеспечения свободы вероисповедания военнослужащих в течение длительного исторического периода была практически недоступной для объективного научного анализа. Поскольку православие имело статус государственной религии, а реальные традиции веротерпимости в России стали зарождаться только во второй половине ХIХ в., абсолютное большинство работ на интересующую нас тему до октября 1917 г. носило описательный и конфессионально ориентированный характер. Авторы рассматривали существующую модель военно-конфессиональных отношений без критического ее осмысления с позиций доминирующей церкви. Вряд ли такие исследования можно считать в полном смысле научными и идеологически беспристрастными. При этом роль религиозного фактора в отечественной военной истории нередко мифологизировалась.

     Основными трудами в дореволюционное время в данной области являются работы Т.В. Барсова, Н. Невзорова, Ф. Ласкеева и ряда других авторов, которые обобщили обширный исторический материал, освещающий опыт становления института военного духовенства российской армии и флота и управления им [2].

     Определенный интерес представляет мемуарная литература, в которой описывается практическая деятельность военных и военно-морских священников. Особо выделяются богатые по фактологическому содержанию мемуары последнего протопресвитера российской армии и флота о. Георгия Шавельского [3].

     Однако необходимо иметь в виду, что работы указанного периода были направлены не только на обеспечение гарантий свободы вероисповедания, но и на формирование с помощью института военного духовенства необходимых религиозно-нравственных качеств военнослужащих.

     В советский период большинство публикаций на тему религии и роли военного духовенства были посвящены разоблачению «реакционной» сущности «офицеров в рясах». Эти публикации относятся главным образом к концу 1920-х – началу 1930-х годов [4]. Именно это время было кульминацией борьбы с «опиумом для народа», небывалого размаха деятельности Союза воинствующих безбожников, массового закрытия и уничтожения православных храмов и святынь, иных культовых зданий, политических репрессий в отношении священнослужителей.

     Последующая историческая и философская наука рассматривали эти вопросы исключительно с атеистических позиций, а правовая наука их сторонилась, делая вид, что такой проблемы не существует. И только на рубеже 1990-х годов. стала возможной открытая дискуссия в российском обществе о том, какими должны быть взаимоотношения армии и религиозных организаций. Появилось немало публикаций как в светских, так и в религиозных изданиях, в которых с различной степенью детализации и глубины освещаются самые разные аспекты реализации свободы вероисповедания в Вооруженных Силах и иных силовых структурах. Среди них можно особо выделить две крупные работы. Это монография С.М. Чимирова «Русская Православная Церковь и Вооруженные Силы России в 1800 – 1917 гг.» (СПб.: Нестор, 1999. – 272 с.) и коллективный сборник под редакцией полковника А.Е. Савинкина «Христолюбивое воинство. Православная традиция Русской Армии» (М.: Воен. Ун-т, 1997. – 496 с.).

     За последние годы также защищено немало диссертаций на данную тему. В числе диссертантов можно выделить работы Г.Н. Королева, П.А. Денисенко, Н.Х. Юскаева, С.А. Мозгового, А.М. Кузнецова, Н.Ю. Григорьева и ряда других авторов ^[5].

     Однако надо заметить, что абсолютное большинство публикаций и диссертаций посвящено историческим и философским аспектам проблемы реализации свободы вероисповедания военнослужащими. Юридические же аспекты данной проблематики остаются малоизученными.

     В 2001 г. был опубликован сборник «Европейский Суд по правам человека: процедура и практика по делам военнослужащих», в котором впервые в систематизированном виде были рассмотрены, в том числе вопросы реализации и защиты религиозных прав военнослужащих в контексте Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод [6].

 Отношение Русской православной церкви к военной службе и воинскому долгу

     Русская православная церковь всегда рассматривала защиту Отечества как священный долг. При этом в качестве аргумента чаще других приводятся известные слова Христа: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15, 13).

    Имена Александра Невского, Дмитрия Донского, монахов Троице-Сергиева монастыря Родиона Осляби и Александра Пересвета и многих других православных воинов, церковь глубоко чтит за их ратные подвиги. Святыми на Руси назывались ордена Андрея Первозван­ного, Георгия, Владимира, Александра Невского. Средневековая летопись демонстрируют немало примеров, когда в трудный для Родины час священники с оружием в руках защищали Отечество («с мечом шли на рать»), а монахи становились воинами.

     Возникает вопрос: не противоречит ли это Священному Преданию и церковному праву, ведь христианская церковь в апостольских правилах и правилах Вселенских Соборов запрещает священникам быть воинами? Так, 83–е правило святых апостолов гласит: «Епископ или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся, и хотящий удержать обое, то есть, римлянов начальство и священническую должность: да будет извержен из священнова чина, что кесарева кесареви, и Божия Богови» [7]. В седьмом правиле IV Вселенского Халкидонского собора (451 г.) находим: «Учиненным единожды в клир и монахам, определили мы не вступати на воинскую службу, ни в Мирский чин. Иначе дерзнувших на сие, и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме» [8].

     Право толковать каноны принадлежит церкви. Однако возьмем на себя смелость обратить внимание на то, что в приведенных канонах нет прямого запрета на ношение и применение оружия. Эти каноны были приняты до 1054 г., в эпоху неразделенной церкви. Тот факт, что католические монахи, священники и епископы с оружием в руках участвовали в войнах и Крестовых походах, широко известен. Достаточно вспомнить из истории западной церкви многочисленные рыцарские ордена и крестоносцев.

     Нечто похожее мы видим и в православной церкви, однако с той принципиальной разницей, что православные священники и монахи «с мечом шли на рать» в исключительных случаях, защищая свое Отечество от вероломного врага. Средневековая летопись сохранила немало подобных примеров. Так, поп Иванко Леген, дружинник новгородского воеводы Ядрея, был убит в бою на Югре в 1193 г. [9]. В 1234 г. храбрый поп Петрило принял участие в отражении набега литвинов и погиб под стенами Старой Русы [10].

     В «Сказании о Мамаевом побоище», повествующем о Куликовской битве, дается следующее описание. Князь Дмитрий Иванович приезжает в Троицкий монастырь к своему духовному отцу старцу Сергию. «Князь же великий сказал: «Дай мне, отче, двух воинов из своей братии — Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябу, тем ты и сам нам поможешь». Старец же преподобный велел тем обоим быстро сготовиться идти с великим князем, ибо были известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили. Они же тотчас послушались преподобного старца и не отказались от его повеления. …И передал [он] их в руки великого князя, и сказал: «Вот тебе мои воины, а твои избранники»,— и сказал им: «Мир вам, братья мои, твердо сражайтесь, как славные воины за веру Христову и за все православное христианство с погаными половцами» [11].

     Другие памятники литературы второй половины XVI в. свидетельствуют, что во время Ливонской войны и осады поляками Пскова в 1581 г. активное участие в обороне города приняли монахи Печерского и Снетогорского монастырей [12].

     В марте 1854 г. священник Иоанн Пятибоков во время штурма задунайских тульчинских укреплений после гибели офицеров принял на себя командование подразделением. Священник Гавриил Судковский 22 сентября 1854 г. воодушевлял артиллеристов, а после гибели расчета сам заряжал орудия, за что был награжден золотым наперсным крестом на георгиевской ленте. Из 200 священников - участников Крымской войны более двух третей были награждены [13]. Подобные примеры можно продолжить.

    Церковное право (лат. jus sacrum), как известно, признает прецедент как особый вид обычая [14]. Очевидно, приведенные примеры и представляют собой этот особый вид обычая – в исключительных случаях защищать Отечество с оружием в руках, несмотря на духовное звание. Однако еще раз оговоримся: таково частное мнение автора этих строк.

     Свое отношение к военной службе и к взаимодействию с Вооруженными Силами РПЦ изложила в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» (раздел VIII «Война и мир»). Данный документ принят Архиерейским Собором РПЦ в августе 2000 г. и отражает официальную позицию Московского патриархата по важнейшим вопросам общественной и государственной жизни.

     «Признавая войну злом, Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством. Православие во все времена относилось с глубочайшим почтением к воинам, которые ценой собственной жизни сохраняли жизнь и безопасность ближних. Многих воинов Святая Церковь причислила к лику святых, учитывая их христианские добродетели и относя к ним слова Христа: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). (…)

     Церковь имеет особое попечительство о воинстве, воспитывая его в духе верности высоким нравственным идеалам. Соглашения о сотрудничестве с Вооруженными силами и правоохранительными органами, заключенные Русской Православной Церковью, открывают большие возможности для преодоления искусственно созданных средостений, для возвращения воинства к веками утвержденным православным традициям служения Отечеству. Православные пастыри – как несущие особое послушание в войсках… призваны неукоснительно окормлять военнослужащих, заботясь об их нравственном состоянии» [15].

     2 марта 1994 г. было подписано первое соглашение о сотрудничестве между Русской православной церковью и Министерством обороны России. Впоследствии подобные соглашения были заключены с другими силовыми министерствами и ведомствами.

     В 1995 г. решением Священного синода был создан  Отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями.

     В своей деятельности РПЦ призывает православных воинов к добросовестному исполнению воинских обязанностей. Однако объективности ради следует заметить, что уровень влияния церкви на моральное состояние призывников и военнослужащих продолжает оставаться на низком уровне. Ежегодно от военной службы только за один  весенний или осенний призыв уклоняется от 20 до 30 тыс. призывников. Чтобы каким-то образом вывести из-под удара авторитет РПЦ, которая явно не дорабатывает в вопросах нравственного и военно-патриотического воспитания молодежи, отдельные представители православной церкви вынуждены искать недостатки в других конфессиях. Так, руководитель сектора воздушно-десантных войск Отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Михаил Васильев утверждает: «…В Америке и Англии, например, члены общин протестантских деноминаций в большинстве своем «ничтоже сумняшеся» несут воинскую службу в армии, а у нас в таком же большинстве отказываются от службы, ища альтернативную, или откровенно «косят» [16].      Весьма странное заявление, если учесть, что в России представители протестантских церквей в абсолютном большинстве не «косят» от призыва, как утверждает православный священник, а добросовестно и успешно несут военную службу в различных видах Вооруженных сил, о чем имеется немало свидетельств. Практика же реализации конституционного права на альтернативную гражданскую службу в нашей стране показывает, что это право ежегодно используют буквально единицы призывников, среди которых встречаются как религиозные, так и светские пацифисты, принадлежащие к различным религиозным традициям.   

Роль военного духовенства в духовно-нравственном воспитании военнослужащих (исторический опыт)

     В 1876 г. во многих российских газетах было напечатано известие о мученической смерти унтер-офицера 2-го Туркестанского стрелкового батальона Фомы Данилова. Он был захва­чен в плен кипчаками и после изощренных истязаний варварски умерщвлен ими за то, что не захотел принять магометанство и перейти к ним на службу. Ему обещали помилование и награду, если он согласится отречься от Христа. Данилов отвечал, что изменить кресту не может и как русский подданный должен и в плену исполнить свою обязанность по отношению к царю и к христианству. Мучители, забив Данилова до смерти, поразились силе его духа и назвали его «батырем», т. е. богатырем.

     Ф.М. Достоевский, прочитав о Данилове, посвятил раз­мышлениям о нравственных и духовных источниках его подвига более десяти страниц своего дневника. Эти размышления он озаглавил «Фо­ма Данилов, замученный русский герой». «... Для народа нашего, - писал Достоевский, - подвиг Данилова, может быть, даже и не удивителен. В том-то и дело, что тут именно — как бы портрет, как бы всецелое изображение народа русского, тем-то все это и дорого для меня, и для вас, разумеется. Именно народ наш любит точно так же правду для правды, а не для красы. И пусть он груб, и безобразен, и грешен, и неприметен, но приди его срок и на­чнись дело всеобщей всенародной правды, и вас изумит та степень сво­боды духа, которую проявит он перед гнетом материализма, страстей, денежной и имущественной похоти и даже перед страхом самой жесто­чайшей мученической смерти. И все это он сделает и проявит просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвал, собою не красуясь: «Во что верую, то и исповедую» [17].

     Не случайно патриотическое и духовное воспитание воинов российской армии до 1917 г. строилось на религиозной, главным образом, православной основе. Стремление привить нравственные религиозные чувства как противовес страху было приоритетным. Православные священники благословляли воинов на подвиги во имя Отечества, воодушевляли малодушных, утешали раненых, заботились о воспитании в войсках духа веры, мужества, самопожертвования, воинской дисциплины.

     Даже в советское время, когда подавлялась сама идея веры в Бога, историки религии, правда с идеологическими оговорками, вынуждены были согласиться с положительной ролью военных священников в духовном воспитании солдат и матросов. «Нельзя отрицать значение деятельности армейского духовенства в общей совокупности причин высокой воинской доблести русского солдата в Отечественной войне 1812 г., Севастопольской обороне, шипкинской эпопее. Солдатская масса в XIX в. шла в бой с лозунгом «За веру,  царя и отечество», и армейское духовенство делало, конечно, все возможное, чтобы использовать естественные патриотические чувства народа в интересах самодержавия и церкви… Если к этому добавить, что особенно в названных войнах XIX в. церковь участвовала в организации медико-санитарной службы, помощи инвалидам, беженцам и т.п., то станет ясно необходимость взвешенного и объективного взгляда на роль церкви в экстремальных событиях жизни народа в XIX в.» [18].

     Это вполне закономерно, так как русская армия в основе своей состо­яла из христиан. В начале XX в. религиозный состав нижних чинов был таков: православных - 75%, католиков - 9%, магометан - 2%, лю­теран - 1,5%, других, в том числе и не заявивших о своей конфессио­нальной принадлежности - 12,5%. Православные генералы и полковни­ки составляли около 85%, остальные 15% были лютеране, католики, ма­гометане и армяно-григориане [19].

     Анализируя военно-конфессиональные отношения от допетровских времен до советского времени, можно сделать вывод, что они в зависимости от эпо­хи правления и политической конъюнктуры постоянно видоизменялись и совершенст­вовались. Оптимальная структура военного духовенства была достигнуты в начале XX в., особенно в годы Первой мировой войны. Тогда религиозным духом была про­низана вся жизнь войск. Таким образом, для понимания места и роли армейского и флотского духовенства в религиозном воспитании воинов целесообразно кратко рассмотреть их положение в этот период [20].

     Одной из особенностей того времени было возведение воинских храмов как памятников славы и символов государственной и военной мощи России. Если в 1901 г. их насчитывалось 570, то в 1910 г. духов­ные потребности военнослужащих удовлетворяли 25 соборов и 819 воин­ских церквей. Внутри храмов размещались мемориальные доски с переч­нем всех воинских частей, участвовавших в войне. Существенное значение для духовно-нравственного воспитания и сохранение историче­ской памяти имело решение Священного синода, принятое в 1904 г. и предписывавшее «сельским церквам на стенах своих прибить черные до­ски с перечислением погибших на поле брани» под надписью «Вечная слава погибшим и слава живым» ^[21].

     С первых дней Первой мировой войны церковь развернула широкую пропаганду. Во всех храмах в проповедях сообщалось, что война ведется для защиты Родины. Синод выступил со специ­альным посланием, в котором сообщалось, что Россия «неожиданно вовлечена на брань с врагами» и предстоит защищать не только «братьев по вере», но и славу царя, и честь Родины. Синод призывал всех священнослужи­телей ободрять свою паству, укреплять ее в вере, охранять от всякого ро­да соблазнов и поддерживать в народе любовь к церкви, царю и родине [22].

     Заботясь о воздействии на население, церковь особое внимание уделя­ла воинским частям, формировавшимся для отправки на фронт. Проповеди, беседы, рели­гиозно-нравственные чтения велись духовенством с особенной энергией. Этим чтениям давалась высокая оценка, так как считалось, что они при­носят громадную пользу для развития в народе религиозно-нравственных и патриотических чувств.

     Для распространения в войсках были собраны специальные библиотечки, ко­торые духовенство обязано было иметь при себе вместе с запасом крести­ков, иконок, священных изображений на бумаге и листков религиозно-нравственного содержания для бесплатной раздачи больным и раненым. Наиболее распространенными в армии церковными изданиями были: «Пастырское слово воину, - вступающему в действующую армию», «Пас­тырское слово воину, на брани подвизающемуся» и «Пастырское слово воину, возвращающемуся в действующую армию по выздоровлении от ран». Выпускались печатные листы, расклеивавшиеся по церквам, где со­вершались богослужения для воинских частей, вроде изданного бригад­ным священником Поповым под заглавием «Клятва воина и дисципли­на». В 1915 г. был издан специальный «Спутник православного воина». Кроме того, в войска поступали специальные журналы: «Вестник воен­ного и морского духовенства», «Верность», «Русский паломник» и др.

     Однако если в мирное время военные священники вполне справлялись со своими обязанностями и их деятельность по большому счету мало отличалась от служения «штатских» батюшек, то в боевых условиях со спецификой военной службы многие иереи знакомы были недостаточно. Отсутствие планов, инструкций, руководств по работе духовных пас­тырей в боевой обстановке отрицательно влияло на служение армейского и флотского духовенства. Опыт работы священников-ветеранов про­шлых войн не обобщался, вследствие чего ни обязанностей, ни конкретной работы священника в этих условиях не представляли должным обра­зом не только военачальники, но и сами руководители военно­го и морского духовенства. Следовательно, необходимо было организо­вать и скоординировать работу благочинных, снабдить их соответствую­щими указаниями, т. е. помочь им наладить работу полковых иереев.

     Назначенный 22 апреля 1911 г. главой военного и морского духовенства протопресвитер Георгий Шавельский сразу же принялся за сплочение военных священников. В течение трех довоенных лет он сумел укрепить свое ведомство, подготовить необходимые документы и инструкции военному священнику на случай войны. Прекрасно понимая причины возросших требований к армейским иереям со стороны военного командования, протопресвитер во­енного духовенства стремился максимально полно разрешить во­прос об обязанностях своих подчиненных, особенно в случае возможно­го начала боевых действий. Так, по инициативе Г. И. Шавельского с 1 по 11 июля 1914 г. в Петербурге прошел первый Всероссийский съезд воен­ного и морского духовенства. В нем участвовало 49 военных священни­ков (40 армейских и 9 морских). В повестке дня значилось несколько во­просов, разрабатывавшихся первоначально в восьми секциях (в первой — вопрос о памятке военному священнику, во вто­рой - богослужебные вопросы, третья называлась учи­тельной, четвертая — библиотечной, пятая — миссионерской, шестая — правовой, седьмая — благотворительной и восьмая — «по свечному делу»). К названным выше секциям затем были добавлены еще четыре: морская, по борьбе с алкоголизмом, по религиозно-нравственному вос­питанию заключенных и о суде чести. Относительно других средств воз­действия на армию в решениях съезда было сказано следующее: «Про­светительное значение в деятельности духовенства имеют внебогослужебные собеседования, которые должны проходить по батальонам и ро­там не менее одного раза в неделю... Не менее одного раза в неделю сле­дует посещать гауптвахту. Обратить внимание на уроки закона Божия... Предмет уроков и поучений... развитие патриотического чувства предан­ности государю... Желательна раздача листков и книжек или продажа их, а также крестиков» [23].

     Наиболее важным результатом этого съезда явилась подготовленная «памятка» (инструкция) для военного священника. Кроме всего прочего, в ней были сформулированы задачи: «...необходимо быть проводником в паству начал преданности и верности до самопожертво­вания государю императору», раскрывать обязанности воинов «в духе непоколебимой преданности вере», прививать идею «беспрекословного повиновения начальству» [24]. Инструкция определяла круг обязанностей всех прибывавших на театр военных действий священников. Она указы­вала полковому и бригадно-артиллерийскому священнику, что их место во время боя — не тыловой обоз, а передовой перевязочный пункт, где обычно скоплялись раненые. Если же обстоятельства требовали, воен­ный священник должен был идти и в окопы. Строевой пастырь имел обязанность помимо выполнения своих собственно свя­щеннических функций помогать врачам, заведовать уборкой с поля боя убитых и раненых, заботиться о поддержании в порядке могил убитых, извещать их родственников, а также родных раненых воинов, писать письма от имени больных на их родину, размещать походные библиоте­ки и т. д. Но главное, что должны были делать священники на фронте, - это утешать, морально помогать переносить лишения, стараться быть той нравственной опорой, на которой, собственно, и держится армия любого государства. «Священники первые должны были показывать сво­им пасомым пример твердости веры, стойкости в исполнении долга, трез­вости и благоповедения. Замеченные в нетрезвости и плохом поведении будут увольняемы из ведомства», — говорилось в инструкции о работе священнослужителей в боевой обстановке [25].

     Согласно высочайше утвержденному положению вводились должности главных священников фронта. Занимав­шие ее иереи должны были объединять, координировать и руководить деятельностью духовенства на своем фронте. Неудачным бы­ло создание должностей священников, состоявших при штабах армий, так как их обязанности, кроме совершения богослужений, никак не ого­варивались. Однако у протопресвитера существовала возможность кор­ректировать неудачные решения, если они не требовали содержания от казны. В резуль­тате появились должности гарнизонных благочинных в местах, где было несколько священников, а также благочинных запасных госпиталей, вы­полнение обязанностей которых было возложено на священников при штабах армий.

     Неза­долго перед революцией, в 1916 г. в ведомстве Шавельского появились армейские проповедники (по одному в каждой армии), в обязанности ко­торых входило постоянно объезжать воинские части своей армии, пропо­ведуя и «поднимая дух» солдат. В конце 1916 г. были учреждены и новые должности главных священников Балтийского и Черноморского флотов. Проведен­ная таким образом реорганизация позволила протопресвитеру русской армии и флота четко и слаженно управлять находившимися во время вой­ны в его подчинении более 5 тыс. священно­служителей.

     В религиозно-нравственном воспитании воинов активно участвовали все категории начальствующего состава. Авторы многочисленных работ по вопросам обучения и воспитания войск, отмечали, что офицер-воспитатель должен уметь воз­будить и поддерживать религиозное чувство у подчиненных, независимо от того, к какому вероисповеданию они принадлежат. Они доказывали так­же, что религиозным воспитанием должны заниматься как священнослу­жители, так и офицеры. И если нижний чин найдет поддержку своего ре­лигиозного чувства в офицере, то последний станет ему ближе и дороже, заменит отца и брата. Это позволяло им, используя религию, активно воз­действовать на духовность подчиненных [26].

     Автор «Катехизиса русского солдата» Н. Шалапутин на вопрос: «Как воинская дисциплина повелевает относиться к инородцам и иноверцам, служащим солдатами в войсках?» поучал в своей книге: «Тот, кто несет равную повинность, равную ответственность и равную готовность жертвовать жизнью (налог крови), тот, естественно, заслужи­вает равного и почетного с ним обращения. Вероисповедание или наци­ональность тут никакой роли не играют. Осмеивать обряды религии, язык или местные обычаи недостойно порядочного солдата» [27].

     В каждой роте для обеспечения религиозных нужд военнослужащих оборудовались образные комнаты. Для обслуживания паствы в поле­вых условиях полк, батальон имели комплект походной церкви. С 1916 г. существовал даже специальный комитет по соору­жению подвижных храмов на фронте. С его помощью, например, были построены плавучие церкви на Черноморском флоте и на Каспии.

     Главным методом в деятельности военных священно­служителей являлся индивидуальный подход и личный пример. Статья 54 «Положения об управлении церквами и духовенством военного ве­домства» гласила: «Военные священники... обязаны вести свою жизнь так, чтобы воинские чины видели в них назидательный для себя при­мер веры, благочестия, исполнения обязанностей службы, доброй се­мейной жизни и правильных отношений с ближним, начальствующим и подчиненным».

     Прекрасно понимая, что во все времена на примерах воинской доблести предков воспитывались новые поколения, о. Георгий Шавельский 2 сентября 1914 г., разослал духовенству воинских частей действующих армий и госпиталей директиву под № 177, в которой просил всех священ­ников незамедлительно сообщать ему «о всех подвигах, совершенных в об­служиваемых ими частях как отдельными лицами: офицерами, врачами, нижними чинами, так и целыми этими частями, описывая каждый подвиг возможно подробно, с указанием времени, места, лиц, а также обо всем, что может свидетельствовать о доблести наших войск». Этой же дирек­тивой благочинные обязывались сообщать о подвигах священников. Вскоре такой материал стал поступать в редакцию «Вестника Военного и Морского духовенства» и публиковаться.

     Всего же за проявленное мужество в годы Первой мировой войны более 1200 военных священников получили госу­дарственные награды. Военным священникам было вручено: 227 золотых наперсных крестов на Георгиевской ленте, 288 орденов Св. Владимира 3-й степени с мечами, 543 ордена Св. Анны 2-й и 3-й степени с мечами [28].

     Несмотря на самоотверженное служение многих священников, «руко­водство церкви в отношении русского народа, — писал в своих воспоми­наниях протопресвитер русской армии и флота Г. Шавельский, — не было разносторонне воспитывающим. Священнослужители по большей части ограничивали свою пастырскую работу церковно-богослужебным делом. Проповедь, когда она раздавалась в церкви, почти всегда была отвлеченной и, так сказать, надземной: она много распространялась о том, как человеку попадать в Царство Божие, и мало касалась того, как ему достойно жить на земле». Поэтому, как заметил о. Георгий Шавель­ский, после Февральской революции, когда были отменены обязательные посещения богослужений, на исповедь и святое причастие стало ходить незначительное число солдат.

     Тем не менее не подлежит сомнению, что русское армейское и флот­ское духовенство внесло значительный вклад в дело воинского и религиозного воспитания военнослужащих, искренне стремясь пробудить в воинах луч­шие чувства: любовь к Богу и Родине, патриотизм и храбрость. Исторический опыт дает еще раз повод для размышлений над тем, как следовало бы поставить дело религиозного воспитания в армии и при каких усло­виях можно рассчитывать на успех. С учетом сегодняшних реалий было бы разумно продолжить поиск путей конструктивного сотрудничества Русской православной церкви и других конфессий с Вооруженными силами, гарантируя при этом военнослужащим полную мировоззренческую свободу.

 

Проблемы обеспечения свободы вероисповедания в современных Вооруженных силах и иных воинских формированиях 

     Серьезным препятствием на пути реализации свободы вероисповедания в современных Вооруженных Силах России и иных воинских формированиях является отсутствие надлежащей нормативно-правовой базы обеспечения данного права.

     Сложный комплекс вопросов, связанных с удовлетворением религиозных потребностей верующих военнослужащих, регулируется всего одной статьей 8 Федерального закона «О статусе военнослужа­щих» от 27 мая 1998 г. № 76-ФЗ и несколькими строчками в Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ. В частности, упомянутая статья закона «О статусе военнослужащих» гласит: «1. Военнослужащие в свободное от военной службы время вправе участвовать в богослужениях и религиозных церемониях как частные лица. 2. Военнослужащие не вправе отказываться от исполнения обязанно­стей военной службы по мотивам отношения к религии и использовать свои служебные полномочия для пропаганды того или иного отноше­ния к религии. 3. Религиозная символика, религиозная литература и предметы культа используются военнослужащими индивидуально. 4. Государство не несет обязанностей по удовлетворению потребно­стей военнослужащих, связанных с их религиозными убеждениями и необходимостью отправления религиозных обрядов. 5. Создание религиозных объединений в воинской части не допуска­ется. Религиозные обряды на территории воинской части могут отправ­ляться по просьбе военнослужащих за счет их собственных средств с разрешения командира».

     Похожие, но более мягкие положения содержатся и в упомянутом федеральном законе № 125. Так, пункт 4 статьи 4 содержит предписание, что «военнослужащие не вправе использовать свое служебное положение для формирования того или иного отношения к религии». Пункт 2 статьи 6 закона также запрещает создание религиозных объединений в воинских частях, а пункт 4 статьи 16 закона гласит: «Командование воинских частей с учетом требований воинских уставов не препятствует участию военнослужащих в богослужениях, других религиозных обрядах и церемониях».

     Таким образом, положения обоих законов содержат в себе весьма общие, устаревшие и во многом юридически неопределенные положения. Вследствие своей архаичности и противоречивости они не могут служить эффективным руководством при решении командованием воинских частей и кораблей практических задач по гарантированию прав верующих военнослужащих.

     Даже в Правилах отбывания уголовных наказаний осу­жденными военнослужащими (приложение к приказу министра обороны России от 29 июля 1997 г. № 302) ни слова не сказано о возможности проведения какой-либо духовно-религиозной работы среди военнослу­жащих, содержащихся в дисциплинарной воинской части (разумеется, по их желанию). Между тем, эта категория лиц особо нуждается в слове пастыря. Например, согласно ст. 34-37 Женевской конвенции от 12 августа 1949 г. «Об обращении с военнопленными» военнопленный имеет право на беспрепятственную встречу со священником. Более того, военнопленному должны выделить помещение, где он мог бы отправлять свои религиозные обряды. Помимо этого, военнопленным беспрепятственно разрешается пользоваться религиозной литературой, а в ряде случаев допускается посещение близлежащей церкви или молитвенного дома и т.д. И это, обратим внимание, права военнопленных. Аналогичным образом и весьма подробно в ст. 14 Уголовно-исполнительного кодекса регламентированы права верующих граждан, отбывающих уголовное наказание в местах лишения свободы.

     Вернемся к правам верующих военнослужащих в России. Уже названная ст. 8 закона «О статусе военнослужащего» говорит, что «государство не несет обязанностей по удовлетворению потребностей военнослужащих, связанных с их религиозными убеждениями и необходимостью отправления религиозных обрядов» (п. 4). Между тем ст. 28 Конституции России гарантирует свободу совести и свободу вероисповедания каждому, включая право исповедовать индивидуального или совместного с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Налицо явное противоречие действующего военного законодательства с Конституцией и нормами международного права.

     Читаем ст. 8 дальше: «Создание религиозных объединений в воинских частях не допускается». Однако де-факто сегодня в воинских частях и на кораблях существуют тысячи православных религиозных общин в виде религиозных групп. Командование с гордостью рапортует в различных СМИ, что в гарнизонах и воинских частях построены более тысячи часовен и даже военных храмов. Если это так, то почему так бесцеремонно и грубо нарушается закон? Что мешает Министерству обороны выйти с соответствующими предложениями в Правительство России как субъекту законодательной инициативы, чтобы последнее инициировало предложения по совершенствованию военного законодательства в части полноценного обеспечения прав и свобод верующих военнослужащих. Однако Министерство обороны и другие силовые министерства и ведомства не спешат этого делать и при этом формально и грубо нарушают пусть устаревший и не отвечающий потребностям современной жизни, но действующий закон.

     Для воинской организации, специфической чертой которой является строгая регламентация всех сторон ее жизни и деятельности, целесообразно было бы четко определить, например, на уровне Устава внутренней службы, как обязанности командиров по реализации прав верующих воен­нослужащих, так и сам порядок их реализации.

  В июле 2009 года Президент России Д.А. Медведев выразил согласие с предложениями ряда «традиционных» религиозных объединений, прежде всего РПЦ, и поручил Министерству обороны возродить в России институт военного духовенства. Было заявлено, что на первом этапе священнослужители появятся в военных подразделениях за рубежом. В ходе второго этапа (с 1 января 2010 г.)  будут назначены священнослужители РПЦ во всех воинских частях до бригады включительно. Уже с 1 декабря 2009 г. в Вооруженных силах была введена должность помощника командира воинской части по работе с верующими военнослужащими и состоялись первые назначения. Теперь военные священники получают денежное содержание из государственной казны, а в Министерстве обороны создан соответствующий отдел по работе с верующими военнослужащими, который возглавил полковник запаса Б.М. Лукичев. В военных округах и на флотах проводятся сборы военного духовенства [29].

     24 января 2010 г. министр обороны утвердил «Положение по организации работы с верующими военнослужащими Вооруженных Сил Российской Федерации». Оно официально не публиковалось, и попытки автора ознакомиться с ним, в том числе через соответствующий отдел Министерства обороны, были безуспешными. Наконец 1 марта 2011 г. это положение появилось в Интернете на одном из сайтов [30].

     Согласно п. 13 «Положения…»  основными задачами должностных лиц по работе с верующими военнослужащими являются:

     - организация и проведение религиозных обрядов, церемоний и удовлетворение религиозных потребностей личного состава Вооруженных сил;

     - организация и проведение духовно-просветительской работы;

     - участие в мероприятиях, проводимых органами военного управления по патриотическому и духовно-нравственному воспитанию;

     - участие в работе по укреплению правопорядка и воинской дисциплины, профилактике правонарушений и суицидальных происшествий.

     Это вполне реалистичные и здравые задачи. Спрашивается, зачем такая закрытость?  Ведь согласно п. 3 ст. 15 Конституции «любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения».

     Однако еще раз повторимся: несмотря на наличие указанного положения, нормативно-правовая база в области реализации свободы совести и вероисповедания военнослужащими явна недостаточна.  Как стало известно из публичных высказываний высоких воинских должностных лиц, в воинской части будет одна штатная единица священнослужителя. По словам заместителя министра обороны Николая Панкова, должность священника будет вводиться из расчета на тысячу бойцов: если в подразделении насчитывается тысяча мусульман, туда назначается имам, если иудеев - раввин, если православных - православный священник [31].

     В реальности, судя по хаотичным действиям, никакой эффективной системы или программы деятельности по обеспечению свободы вероисповедания и введению института военного духовенства пока нет, как нет и сотрудничества Министерства обороны с другими религиозными объединениями. Видимо, у Минобороны попросту отсутствует концепция выстраивания военно-конфессиональных отношений. Автору не известен ни один крупный специалист по вопросам свободы вероисповедания и государственно-конфессиональных отношений, который был бы привлечен к участию в работе упомянутого отдела Министерства обороны. Неудивительно, если в «реформированной» армии будут наличествовать все те же старые проблемы, а возможно, добавятся еще и новые, связанные с религиозной нетерпимостью и дискриминацией. Пока же вся деятельность вокруг возрождения института военного духовенства не легитимна и противоречит действующему законодательству.

     По нашему мнению в Министерстве обороны должен быть создан Координационный совет из представителей крупнейших конфессий, который бы способствовал выработке методических и законодательных рекомендаций по совершенствованию военно-конфессиональных отношений. Кстати, именно по такому пути пошли Вооруженные силы Украины. 7 февраля 2011 г. президент Виктор Янукович поручил правительству принять меры в области усиления военно-патриотического и духовного воспитания военнослужащих, а также обеспечения их конституционного права на свободу вероисповедания. При Министерстве юстиции Украины создана рабочая группа, в которую вошли представители крупнейших конфессий Украины, вероучения которых не запрещают вооруженную защиту государства. Эта группа занимается подготовкой законодательных предложений в области свободы вероисповедания для военнослужащих. Кроме того, при Министерстве обороны создан Совет по делам пастырской опеки. В него  вошли представители Украинской православной церкви (Московского патриархата), Украинской православной церкви Киевского патриархата, Украинской греко-католической церкви, Украинской автокефальной православной церкви, Римско-католической церкви в Украине, Всеукраинского союза церквей евангельских христиан – баптистов, Духовного управления мусульман Украины.  Деятельность этого органа освещается в прессе. Он уже разработал проект концепции душепастырской работы в Вооруженных силах Украины.

     Среди главных мероприятий на 2011 г. запланировано проведение «круглого стола» на тему «Опыт армий зарубежных стран по душепастырской опеке военнослужащих». Организаторы планируют пригласить капелланов армий иностранных государств и изучить мировой опыт удовлетворения религиозных потребностей военнослужащих, который предлагает различные модели военного капелланства. Планируется также провести всеукраинскую научно-практическую конференцию со священнослужителями различных конфессий, которые совершают пастырскую опеку военнослужащих Вооруженных сил Украины [32]. 

     Почему бы воинским должностным лицам Министерства обороны России, которые отвечают за данный участок работы, не поучиться у наших ближайших славянских соседей, как надо работать?

     К сожалению, зачастую военные ру­ководители слепо копируют все действия, в том числе и ошибочные, которые в отношении религии совершают руководители нашего государства. Одна из этих ошибок — явное невнимание к таким традиционным для России религиям, как, например, старообрядчество, ислам, буддизм, протестантизм.

     Если мы хотим окончательно развалить армию, начать поиск врагов внутри армии в лице верующих других конфессий, спровоцировать «дедовщину» по религиозному признаку, то можно продолжать работать в том же конспирологическом духе. Между тем, в царской армии начиная со второй половины ХIХ в. помимо православных священнослужителей в частях были представлены духовные лица римско-католического, евангелическо-лютеранского, исламского и иудейского вероисповеданий. Например, в период Первой мировой войны в частях несли духовную службу около ста имамов. Иначе в многонациональном и многоконфессиональном государстве быть просто не могло по определению. Если религиозные убеждения военнослужащего не уважаются и не защищаются со стороны государства, то такое государство вправе ожидать аналогичного не уважительного отношения к себе со стороны верующих военнослужащих, поскольку такая позиция государства вызывает откровенно болезненную реакцию. Будет ли умирать за Родину солдат или офицер, с религиозными убеждениями которого государство не считается и даже их унижает? Думаю, ответ очевиден.      

     Сегодня Министерство обороны и иные силовые ведомства заключили договоры о сотрудничестве с Русской православной церковью. А почему такие договоры не заключаются с мусульманами, старообрядцами, евангелистами и представителями других традиционных религий? Практика свидетельствует, что верующие военнослужащие независимо от конфессиональной принадлежности исполнительны и дисциплинированы. Жизненная цель для них не только служению Богу, но и Отечеству. Искренне верующий человек не обманет, не напьется, не уйдет в самоволку, не ударит товарища. В этой связи трудно не согласиться с председателем Совета муфтиев России Равилем Гайнутдином, который выразил свою озабоченность складывающейся ситуацией следующим образом: «Нас всерьез беспокоит то, что некоторые руководители Министерства обороны (МО) своими односторонними и непродуманными действиями расшатывают армию, ведут ее к расколу по национальному и религиозному признакам, противопоставлению пра­вославия всем другим религиям. Ведь только РПЦ имеет договор с МО о сотрудничестве. Появились первые православные храмы и священники в армии… Такая линия МО вызывает недоумение и множество вопросов у граждан. Разве армия наша состоит только из православных?» [33].

     Однако у института военного духовенства имеется немало оппонентов, по мнению которых его введение противоречит принципу светскости государства и влечет за собой клерикализацию армии и флота [34]. С такой позицией трудно согласиться, поскольку назначение института военного духовенства сводится к более полному удовлетворению религиозных потребностей военнослужащих, а следовательно, к более эффективному гарантированию реализации свободы вероисповедания. Даже в таких странах, как США, Канада, Франция и ряде других, где в более жестких формах проводится принцип отделения церкви от государства, существует институт военного духовенства. Причем военные священники в названных странах имеют воинские звания и по статусу приравниваются к военнослужащим. Мы соглашаемся с оппонентами в том, что нельзя вводить данный институт исключительно для одной конфессии.

     Серьезным препятствием на пути реализации принципа свободы вероисповедания в условиях Вооруженных Сил является также необразованность большинства офицеров в сфере религии и государственно-конфессиональных отношений. Многие из них не только не знают основ вероучения той или иной религиозной конфессии, ее культа, особенностей психологии ее сторонников, но не знает и требований, которые предъявляет к его верующим подчиненным их рели­гиозная вера в отношении военной службы. К религиоведческой безграмотности прибавляется правовая – незнание элементарных требований Конституции и законодательства России в области свободы совести и вероисповедания. Это невежество нередко отягчено крайней нетерпимостью к представителям других религий.

     Необразованность командиров при определенных обстоятельствах может стать причиной оскорбления религиозных чувств верующих воен­нослужащих, возникновения конфликтов в воинских коллективах на религиоз­ной почве. К сожалению, автору известны не единичные случаи подобного рода из современной армейской жизни.

     В то же время в царской армии офицер при направлении его для прохождения военной службы на Кавказ обязан был изучить культурные, национальные и религиозные традиции народов той области, в которой ему предстояло служить. Сегодня, к сожалению, ничего подобного нет. Даже в Красной армии, несмотря на богоборческий режим, командиры стремились учитывать религиозные убеждения красноармейцев, по крайней мере, в впервые годы советской власти. Приказом Реввоенсовета республики № 1 от 3 января 1919 г., например, заня­тия в воинских частях и учреждениях с сочельника и праздника Рож­дества Христова переносились на другие дни [35], а приказом № 590 от 7 марта 1922 г. военнослужащим различных национальностей предоставлялось пра­во, помимо декретированных общих праздников отмечать еще 11 ре­лигиозных дней. К приказу прилагался календарь религиозных празд­нований, утвержденный коллегией Наркомата по делам национально­стей [36].

     Таким образом, для того чтобы будущие офицеры могли обладать необходимыми знаниями в области религии и связанных с ней правовых проблемах, во всех высших военно-учебных заведениях следовало бы ввести обязательное изучение курса «Основы религиоведения и военно-конфессиональных отношений».

Военная присяга и религиозные убеждения военнослужащих

     Каждый военнослужащий, впервые поступивший на военную службу, приводится к военной присяге, которая является важным морально-психологическим фактором в процессе формирования необходимых качеств военнослужащего.

     Текст действующей военной присяги содержится в п. 2 ст. 40 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» от 28 марта 1998 г. № 53-ФЗ. В современной редакции он выглядит следующим образом: «Я, (фамилия, имя, отчество), торжественно присягаю на верность своему Отечеству - Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников.
Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество!». Этот текст дважды содержит слово «клянусь». Именно оно являются непреодолимым нравственным барьером для некоторых военнослужащих-христиан, которые строго следуют заповеди из Евангелия от Матфея: «А Я говорю вам: не клянись вовсе…» (Мф. 5, 34). Опыт показывает, что никакая сила не заста­вит многих из них произнести слово «клянусь» перед воинским строем. Голос совести запрещает этим верующим то, что светский закон считает обязательным. Требования христианской совести они ставят выше светского закона и повинуются им.

     В качестве примера приведем беспрецедентный случай, который произошел в Благовещенском гарнизоне 23 января 2011 г. и о котором сообщила «Комсомольская правда». Андрея Шаповала призвали в армию из Кемеровской области, и службу он проходил в батальоне обеспечения учебного процесса Дальневосточного высшего военно-командного училища. На 23 января было назначено принятие военной присяги. Но во время заучивания текста солдат вдруг заявил, что присягать не может. В присяге юношу смущало слово «клянусь». 

     «Нам запрещено клясться, - пояснил рядовой Шаповал уже после присяги, во время которой собственно корреспондент и обратил внимание на то, что солдат произнес не «клянусь», а «обязуюсь». – И в Библии, и в Евангелии от Матфея об этом говорится. Если ты поклялся, ты обязан клятву выполнить. Но, сами понимаете, бывают в жизни непредвиденные обстоятельства, когда от тебя ничего не зависит… и получится, что клятва нарушена. И потом, по вере мы присягаем один раз в жизни – только Богу».

     На вопрос, что вообще баптист делает в армии и почему не пошел на альтернативную гражданскую службу, Андрей отвечает, что служба – семейная традиция. Четверо родных братьев и двенадцать двоюродных в свое время честно отслужили. Никто из них от службы не бегал, но и не присягал. Шаповал по примеру братьев тоже сначала наотрез отказывался от присяги. Офицеры были шокированы.

     «Командиры не хотели меня понять, - продолжает Андрей. - Предлагали разные варианты – перевестись на альтернативную службу, хотели даже списать в запас, мол, солдат, который не присягал, не может считаться солдатом, армии такие не нужны! Потом уже я сам предложил текст присяги изменить».

     По «сценарию пьесы» парень принимал присягу первым, но чуткое ухо корреспондента уловило смазанное «обязуюсь» вместо «клянусь»… Командование училища комментировать ситуацию отказалось.

     После присяги Андрей Шаповал продолжит службу в ремонтной роте батальона обеспечения училища. То, что по долгу службы ему придется постоянно возиться с оружием, парня не пугает и не останавливает. Во всяком случае, на стрельбы он ездил вместе со всеми.

     «Про оружие сказано, что его просто нежелательно брать в руки, - говорит солдат. - То есть строгих запретов нет. А вот клятва - это  действительно серьезно…» [37]. Как видим, весьма поучительная и актуальная история.

     Другого верующего военнослужащего Александра Х., который весной 2010 г. был призван в одну из ракетных частей, после многочисленных увещеваний со стороны офицеров о принятии военной присяги и его отказа от этого, направили в военный госпиталь с целью признания его психически больным. И только после обращения за юридической помощью к автору этих строк родителей солдата и вмешательства в ситуацию беззаконие удалось остановить.

     Важно заметить, что за отказ принять военную присягу законодательство не предусматривает ни дисциплинарной, ни тем более уголовной ответственности, поскольку военнослужащий в данном случае не уклоняется от военной службы. Однако получается, что военнослужащий, не принявший военной присяги, автоматически освобождается от выполнения ряда важных воинских обязанностей. Согласно ст. 41 упомянутого закона он не может привлекаться к выполнению боевых задач (боевые действия, боевое дежурство, караульная служба), а также задач при введении режима чрезвычайного положения и в условиях вооруженных конфликтов; за ним не могут закрепляться оружие и военная техника. Вряд ли такая ситуация нормальна с точки зрения интересов военной службы и необходимости поддержания высокой боевой готовности воинских частей. Однако не учитывать убеждения верующих, для которых данный воинский ритуал является непреодолимым нравственным барьером, было бы также не правильно. А поскольку сегодня в обществе наблюдается рост религиозного сознания, что вполне закономерно, то данная проблема все более актуализируется.

     К сказанному следует добавить, что, как и в старые времена, процедура принятия военной присяги в современной армии чаще всего происходит в присутствии православного священнослужителя, который по окончании воинского ритуала окропляет военнослужащих святой водой и благословляет воинов на добросовестный ратный труд.

     Следует оговориться, что число отказников от военной присяги по религиозным убеждениям в современной российской армии ничтожно мало, поскольку требование «не клянись вовсе» не вытекает из доктринальных положений конфессий, а является  сугубо индивидуальным духовным восприятием и интерпретацией отдельными верующими некоторых протестантских конфессий – пятидесятниками, баптистами, адвентистами. При этом абсолютное большинство военнослужащих, принадлежащих к данным конфессиям, присягу в нынешнем виде приемлют и принимают.

     Однако проблема имеется и если есть ли путь ее решения, то какой? Для ответа на вопрос обратимся к отечественному и зарубежному опыту.

     Так, в царской России данная проблема решалась следующим образом. Согласно ст. 178 Устава о воинской повинности 1874 г. от военной присяги полностью освобождались лица, не приемлющие ее по своему вероучению. О каждом таком случае в документах делалась соответствующая отметка [38]. Для других военнослужащих не православных конфессий (мусульман, иудеев, ламаистов и др.) с учетом вероучительных особенностей Устав духовных дел иностранных исповеданий предусматривал видоизмененный текст военной присяги и особую процедуру ее принятия. На практике, следовавший за присягой православный обряд целования креста и Евангелия заменялись для таких лиц торжественным обещанием. Присяга принималась, как правило, в присутствие священнослужителя той конфессии, к которой принадлежал военнослужащий. Попутно заметим, что Устав уголовного судопроизводства и Устав гражданского судопроизводства также освобождали от присяги в судебном заседании всех лиц, принадлежащих к вероисповеданиям, ее не приемлющим. Вместо присяги они давали обещание показать всю правду по чистой совести.

     Содержание военной присяги и порядок приведения к ней, например, иудеев согласно Приложению к ст. 1300 Устава духовных дел иностранных исповеданий начиналось со слов: «Я, нижепоименованный, обещаю и клянусь Господом Богом (в еврейском тексте Адонай), Богом Израилевым, с чистым сердцем и не по иному, скрытому во мне смыслу, а по смыслу и видению приводящих меня к присяге …».

     Вот как выглядела процедура принятия военной присяги в одной из российских воинских частей начала ХХ в. : «Посередине плаца стоят шесть совершенно одинаковых столиков, покрытых белыми скатертями … Перед каждым столиком появляются священнослужители разных религий. Полковой священник с Крестом и Евангелием становится перед первым столиком, перед которым стоит самый большой «квадрат» новобранцев. Перед вторым столиком становится католический ксендз, перед третьим – лютеранский пастор, перед четвертым – мусульманский мулла, перед пятым – еврейский раввин, а перед шестым, около которого стоят только два гренадера, - нет никого. … Я вижу удивительную вещь, которая могла произойти только у нас, в старой России. Оба новобранца вынимают из карманов маленькие сверточки и тщательно разворачивают тряпочки, в которые они завернуты. Развернув тряпочки, оба вынимают из свертков двух маленьких деревянных «божков», выструганных из дерева и смазанных салом. Оба деревянных «божка-идола» водворяются на столик …и только тогда … начальник, приводит обоих гренадер к присяге служить «верой и правдой» Царю и Отечеству. После окончания чина присяги, священнослужители удалились, новобранцы возвратились к своим ротам и полк красивой лентой вошел в свои казармы» [39].

     Как видим, и в законодательстве, и практике тех лет процедура принятия военной присяги по возможности учитывала религиозные убеждения последователей даже самых малочисленных религий.

     Многие законодательные нормы царской России были восприняты молодой Совет­ской Республикой, в том числе и по вопросу военной присяги. Так, формула торжественного обещания при вступлении в РККА («красная присяга»), принятая ВЦИК Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов 22 апреля 1918 г. не содержала слово «клянусь», а имела нейтральное «обязуюсь» [40]. Очевидно, это не была простая случайность. Учитывая предыдущий опыт правового регулирования данной области общественных отношений законодатель, по возможности, стремился учесть убеждения верующих военнослужащих не православного исповедания. Наиболее же ра­дикально настроенные верующие красноармейцы, отказывавшиеся и от «красной присяги», на практике от нее освобождались. Однако подобных лиц было немного, по­скольку Формула торжественного обещания были приемлема почти для всех.

     Такой подход отнюдь не сказался негативно на воинской дисциплине и боевой готовности частей и кораблей армии и флота. Но по мере усиления борьбы с религией как «опиумом для народа» исключения для верующих красноармейцев в начале 1920-х годов делать перестали, и «красную присягу» обязаны были принимать все, независимо от убеждений совести. Пятый отдел Народного комиссариата юс­тиции, в ведении которого находились вопросы религиозных культов, распоряже­нием № 209 от 22 апреля 1922 г. разъяснил: «Торжественное обещание при вступлении в Рабоче-крестьянскую Армию является актом чисто гражданского харак­тера, посему должно одинаково распространяться на всех граждан РСФСР, неза­висимо от их религиозного вероисповедания. В силу изложенного торжественное обещание распространяется также на лиц, принадлежащих к сектам, не приемлю­щим присяги, как то баптисты и т.д., ибо оно не является религиозной присягой» [41].

     В более поздний период советской истории отказники от военной присяги по религиозным убеждениям направлялись для прохождения службы в военно-строительные отряды, где они при их волеизъявлении освобождались от принятия военной присяги. Поскольку оружия в военно-строительных отрядах и боевой службы, как правило, не было, то служба (строительные работы) в таких отрядах была для них неким компромиссом, который устраивал всех. Во многих случаях военнослужащим с их согласия делалась отметка в военном билете, что они якобы приняли военную присягу, хотя они этого и не делали.

     Определенный интерес представляет и опыт принятия присяги в зарубежных армиях. Для тех граждан, которые сделали выбор в пользу воен­ной службы, в ряде стран во время присяги допускается вместо слова «клянусь» произносить иное слово заверения (синоним), например «обещаю». Более того, учитывая, что убеждения совести носят сугубо индивидуальный, нередко непо­вторимый характер и толкования религиозных канонов верующими разных кон­фессий порой диаметрально противоположны, в военной присяге, некоторых стран (например, ФРГ) как вариант предусмотрено произнесение слов «клянусь Богом», Это тоже вытекает из Библии: «Господа Бога твоего бойся, и Ему одному служи, и Его име­нем клянись» (Втор. 6, 13). Кстати, текст военной присяги в царской России также предусматривал упоминание имени Бога.

     Таким образом, отечественному и зарубежному законодательству известно немало достаточно гибких способов решения этой, в общем-то, несложной проблемы. Учитывая, что в современной российской армии служат представители разных национальностей и конфессий (по данным Министерства обороны в некоторых воинских частях Уральско-Приволожского военного округа, например, количество мусульман достигает 50% и даже более [42], не замечать данную проблему было бы неверно. Остается надеяться, что изложенный опыт решения подобных проблем будет учтен и в современном российском законодательстве.

Право военнослужащих на свободу совести и вероисповедания в контексте решений Европейского суда по правам человека

     Европейский Суд по правам человека в Страсбурге - один из важнейших международно-правовых механизмов защиты прав и свобод человека. На сегодня суд рассмотрел и вынес решения по нескольким десяткам дел, связанных с защитой религиозных прав и свобод. Все они носят прецедентный характер и обязательны для стран, взявших на себя международно-правовые обязательства при подписании Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

     Если говорить о прецедентном праве по защите свободы совести и религии военнослужащих, то такая практика достаточно редкая. Из России подобного рода дела в Суде, к счастью, не рассматривались вообще.

     По этой категории дел самого серьезного внимания заслуживают два.

     В деле «Калач против Турции» (1997 г.) офицер Фарук Калач, управляющий юридическими делами при высшем военном командовании страны, был уволен из вооруженных сил в отставку и лишен всех преимуществ по подозрению в его причастности к незаконной радикальной мусульманской организации «Сулейманисты».

     Суд посчитал, что хотя в статье 9 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод защищается право каждого выражать свои религиозные воззрения различными способами, она распространяется не на всякие действия, мотивированные религиозными убеждениями. По мнению суда, в силу особенностей избранной заявителем военной карьеры он тем самым по своей воле подчинился системе воинской дисциплины, налагающей большие ограничения на его права и свободы, чем это было бы возможно для гражданских лиц. Суд заключил, что право на выражение незаконных фундаменталистских воззрений в вооруженных силах относится к числу таких ограничений, учитывая действующий на территории государства-ответчика принцип светскости, а также то, что право заявителя на выражение своих убеждении никаким иным образом не ущемлялось. Поэтому суд не нашел нарушения статьи 9 Конвенции.

     Таким образом, данный судебный прецедент наглядно показывает, что в армии, как особом государственном институте, недопустимы никакие фундаменталистские и экстремистские религиозные объединения и публичные действия подобного рода.

     В деле «Лариссис и другие против Греции» (1998 г.) суд рассмотрел вопрос о прозелитизме с использованием служебного положения в контексте военных и гражданских отношений применительно к статье 9 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В этом деле заявители - трое офицеров Военно-воздушных сил, являясь членами пятидесятнической церкви, обвинялись в прозелитизме и принудительном склонении в свою религию солдат и гражданских лиц, находящихся в их подчинении. За данные действия они были осуждены. Заявители утверждали, что их осуждение является нарушением статьи 9 Конвенции.

     Суд счел необходимым рассмотреть отдельно прозелитизм в отношении военнослужащих (особенно подчиненных) и в отношении гражданских лиц. В том, что касается попыток обращения военно­служащих, Суд подчеркнул, что необходимо учитывать иерархичес­кую структуру отношений между военнослужащими, которая может привести к ситуации, когда попытки обращения, вполне допустимые в обычной гражданской жизни, в контексте взаимоотношений между военнослужащими могут расцениваться как посягательство или злоупотребление властью. Подчиненный военнослужащий не всегда может уклониться от навязываемых ему убеждений со стороны старшего по званию и по должности. Поэтому суд признал свободу государства «принимать особые меры для защиты прав и свобод подчиненных в вооруженных силах». Суд определил, что наказание заявителей за попытки прозели­тизма не является нарушением статьи 9 Конвенции. Тем не менее их наказание за попытки обращения гражданских лиц суд счел противоречащим статье 9 Конвенции, так как в отношении гражданских лиц заявители не могли применять такие же методы давления и принуждения, которые они применяли в отношении военнослужащих.

     Данное решение суда представляется весьма важным и актуальным, поскольку попытки морального давления на военнослужащих с целью обращения в свою религию потенциально могут иметь место и в Вооруженных силах России.

Некоторые выводы и предложения

     1. Проблема обеспечения права на свободу вероисповедания в Вооруженных силах и иных воинских формированиях, взаимоотношений между армией и религиозными объединениями, является одной из наиболее актуальных тем на современном этапе формирования государственно-конфессиональных отношений. Решение данной проблемы требует совместных целенаправленных и скоординированных действий, как со стороны государства, так и религиозных объединений. От того, как эти отношения будут складываться между самым крупным религиозным объединением – Русской православной церковью и государством, во многом будет зависеть уровень гарантированности права на свободу вероисповедания для всех военнослужащих.

     2. За последние двадцать лет появилось немало монографический работ и иных публикаций на тему взаимоотношений армии и религиозных объединений. Однако эти работы по преимуществу носят исторический либо философский характер. Работ, которые бы исследовали правовую сторону реализации свободы вероисповедания военнослужащих и проблемы военно-конфессиональных отношений явно недостаточно.

     3. Институт военного духовенства в России имеет глубоко укорененные традиции. За двухсотлетнюю историю своего существования в Российской империи он зарекомендовал себя с позитивной стороны, оказывая положительное влияние на обеспечение свободы вероисповедания и на формирование необходимых религиозно-нравственных качеств военнослужащих. При этом Русская православная церковь всегда рассматривала защиту Отечества как священный долг каждого православного гражданина.

     4. Введение института военного духовенства в современных Вооруженных силах не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации и принципу светскости государства, закрепленному в ст. 14 Конституции Российской Федерации.  Однако законодательство в данной области общественных отношений существенно отстает от реальных потребностей сегодняшнего дня. В частности, нуждаются в серьезной корректировке положения ст. 8 Федерального закона «О статусе военнослужащих» и положения ст. 4, 6 и 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». Все попытки административным путем ввести институт военного духовенства, строить культовые сооружения в воинских частях, создавать в них религиозные группы и т.п. без предварительного положительного разрешения этих вопросов в законодательстве нелегитимны. Важнейший принцип правового государства - верховенство закона требует к себе неукоснительного и уважительного отношения со стороны военного командования.

     5. Наличие института военного духовенства предполагает удовлетворение религиозных потребностей верующих различных конфессий. Для этого количество военных священников должно быть пропорциональным количеству верующих той или иной конфессии. 

     6. Для выработки современной концепции военно-конфессиональных отношений, мониторинга соблюдения прав верующих военнослужащих, в том числе с учетом практики Европейского суда по правам человека, в Министерстве обороны России целесообразно создать координационный совет из представителей крупнейших российских конфессий, авторитетных специалистов в данной отрасли законодательства, представителей институтов гражданского общества.           

     7. В целях повышения религиоведческой и правовой грамотности офицеров в военно-учебных заведениях необходимо ввести преподавание курса «Основы религиоведения и военно-конфессиональных отношений».

 

     Примечания