Славянский правовой центр. Аналитика

Положа руку на сердце, этого равенства у нас нет, и никогда не было, включая самые демократические времена. В некоторых других странах оно есть, но прав отец Всеволод, далеко не везде, даже в Европе. Правда, у нас, в отличие от Европы, иные конфессии (не будем показывать пальцем) поддерживаются государством не открыто, а завуалировано, тайно, через разного рода фонды. Чаплин хочет, чтобы это делалось открыто и легально, и такое желание для представителя заинтересованного юридического лица и активнейшего проводника его интересов вполне естественно и закономерно. 

Но он идет дальше, полагая, что «одни религиозные организации, которые приносят обществу пользу, должны поддерживаться, а другие должны устраняться из жизни страны». Кто именно не приносит пользы, кто должен «устраняться» и, главное, кто будет составлять список «устраняемых» - вот в чем вопрос. Впрочем, никакого вопроса тут нет, все и так ясно. 

Вопросы у меня возникли позже, когда в тот же день на «Эхе» я услышал горячую поддержку этих мыслей со стороны Дмитрия Быкова, к моему удивлению оказавшимся непримиримым борцом с «тоталитарными сектами, которые у нас в какой-то момент получили зеленый свет». 

Что такое «тоталитарная секта»? Быков уверенно употребляет этот термин, ссылаясь на некие его «системные признаки, они хорошо известны». Между прочим, эти признаки, изобретенные так называемыми антикультистами, в религиоведении не признаются по причине их неопределенности, оценочного характера и возможности манипулирования применительно к кому угодно. По справедливому замечанию профессора МГУ Игоря Кантерова, «при желании к разряду „тоталитарных“ могут быть отнесены монастырские обители и религиозные ордена, поскольку их вряд ли можно назвать оазисами безбрежного духовного плюрализма». 

Но вовсе не их имеет в виду вольнолюбивый писатель, восклицая: «Свидетели Иеговы до сих пор свободно ходят по улицам, пристают к людям. Вообще, что такое, да?» 

Ничего такого. Придется привыкать. Ветер разносит семена самых причудливых верований по разным странам, где-то они приживаются, и ничего с этим не поделаешь. Ну нельзя запретить «Свидетелям» ходить по улицам и обращаться к прохожим, пока они не делают ничего противозаконного и покуда Россия находится в европейском правовом пространстве. Не хочешь – не останавливайся и не разговаривай с незнакомцами. 

У нас же любят создавать проблемы на ровном месте. Помните, объявили "военизированной" организацией Армию Спасения, популярную среди бомжей за кормежку супом на московских вокзалах? В течение семи лет судебных тяжб, пока не дошло до Европейского суда, остальной мир не переставал удивляться великому множеству абсурдных слов, сказанных в России об этой мирной протестантской деноминации. 

Так уж получается, что любая кампания против «сект» оборачивается привычной дискриминацией общин протестантов, между прочим, вполне законопослушных граждан, непьющих и имеющих большие крепкие семьи. 

Они, кто-то из них могут не нравиться Дмитрию Быкову, хотя автор «Гражданина поэта» мог бы чуть больше ценить свободу религии – не случайно же авторы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (1950 год) поместили ее в одну статью (девятую) со свободой мысли и совести. Они, эти авторы, стремились не допустить повторения ситуации, описанной в те же послевоенные годы другим поэтом, евангельским пастором («сектантом», по-нашему) Мартином Нимёллером. О том, как он молчал, когда нацисты пришли за коммунистами, он же не был коммунистом, молчал позже, когда пришли за социалистами, и потом тоже, когда пришли за евреями, он же не был ни тем, ни другим. Заканчивается стихотворение так: «Когда они пришли за мной, больше не было никого, кто бы мог протестовать». 

Не будем драматизировать нынешнюю, вовсе не безнадежную ситуацию. Речь лишь о том, что поэта привычнее видеть в роли защитника обиженных, нежели их обвинителя.

Лев Симкин, 

профессор, доктор юридических наук